Сеанс гипноза - Лариса Соболева

– Ты думаешь, их кто-то нанял?

– Нанял или нет – не знаю. Но они почему-то упорно нас преследовали. Мы избавились от них. Пока достаточно и этого. Попробуем разобраться, когда ты придешь немного в себя. Хорошо?

– Хорошо. – Она помолчала. – Артур, я не верю в проводку. Пожар не просто так возник…

– Потом, Дашенька, потом. Ты сейчас строишь предположения на пустом месте, все равно ни до чего не додумаешься. Отдыхай, со мной ты в безопасности.

Она устроилась в кресле, положив голову на спинку сиденья, прикрыла глаза. Небо быстро заполняли темно-лиловые тучи. Вот-вот хлынет дождь. Замечательно. Во-первых, у Даши нет документов. Обычно у пассажиров их не спрашивают сотрудники дорожно-транспортной службы, но мало ли… Во-вторых, в дождь останавливают те же постовые значительно реже. В-третьих, ехать приятней, последнее время жара достала. В-четвертых, Артур любит дождь, он его умиротворяет и успокаивает. Артуру тоже необходимо успокоиться. Хотя его невозмутимость оставалась непоколебима, душу охватила такая паника… нет слов! Подохнуть на дороге от рук мерзавцев – как тут не запаникуешь. Только умение Артура собираться в нужный момент и спасло их. Он всего лишь попробовал выбить из колеи двух подонков обманными маневрами. Вот и выкручивал на дороге кренделя перед «Жигуленком», на сто процентов уверенный в джипе. Удалось. Вывод из поездки: без оружия ездить по родному краю не следует.

Даша заснула. Артур всегда поражался защитным свойствам человеческого организма, способного выставлять заслоны, находить ресурсы и жить. Жить – что может быть важнее для человека? Даша, пережившая страшные дни, еще час назад едва не убитая, спит как ребенок. Внутренние ресурсы не дают ей сойти с ума, защищают. Он перенес ее на заднее сиденье, подсунул под голову куртку. Забарабанили крупные капли и запахло намокшей пылью. Артур поспешил вернуться за руль.

– Отворяй! – колотил служилый в ворота. – Государь в гости жалует!

Вице-канцлер Шафиров, крещеный еврей, заметался по своему большому дому, раздавая подзатыльники нерасторопным холопам:

– Государь с минуты на минуту пожалует, шевелитесь!

Петр любил являться без предупреждения, да не как-нибудь, а с многочисленными сопровождающими. Случалось, хозяевам приходилось принимать до двухсот человек нежданно-негаданно. А накормить и напоить всех? Так что дом Шафирова ходуном ходил, дворня заполошно визжала, повсюду раздавался топот ног, ставились столы, готовилось съестное.

– Кур рубите, окаянные! – вопил Шафиров дворне. – Да молодых петушков, не старых, чтобы сварились скоро. А покуда на стол мечите все, что в доме имеется! Да! Рыбу пред государем не ставить! У него от нее несварение и вспучивание живота происходит. Скатерти, скатерти новые стелите, бестолочи!

Через час во двор въехал Петр и еще человек сто. Вице-канцлеру повезло принять небольшое количество, а то, бывало, напьются государевы прислужники и творят бесчинства, до поджогов дело доходило.

Петр вошел в дом, за ним его потешка – арап с графитовой доской, на которой Абрам записывал важные мысли, приходившие внезапно на ум государю. Встретил царя вице-канцлер по всем правилам: стол заставлен яствами, на подходе уж и лапша куриная, и пироги, золотую чарку водки лично поднес. Царь выпил, крякнул и приказал:

– Баб зови пить за мое здоровье.

Слово государя – закон, а он всегда баб требовал за стол, так что хошь не хошь – а сажай. Вскоре на одной половине стола сидели мужчины, а на другой – женщины. Абрам откровенно скучал, не любя пьяные разгулы государя, который, напившись, а делал он это часто, становился невменяемым.

– Пейте! – то и дело повторял Петр.

И все безоговорочно выпивали до дна полные чарки водки, а она уж не лезла внутрь. Кое-кто и под стол упал, а царю было все мало, он пуще прежнего веселился.

– А кто та черноокая красавица? – спросил Петр Шафирова. – Почему не пьет?

– То дочь моя, государь.

– Позвать!

Юная Шафирова подошла к государю, присела, не смея поднять глаз на Петра. Тот налил водки добрую чарку, протянул девушке:

– Пей!

– Благодарю, государь, – ответила она, – я не пью.

Абрам со страхом и любопытством изучал девушку, посмевшую отказать Петру. Что-то будет!.. Царь наградил ее пощечинами:

– Скверное еврейское отродье, я научу тебя слушаться!

На щеках девушки алели пятерни, а в глазах дрожали слезы. Она выпила, присела в извиняющемся поклоне и отошла к окну. О, эти черные глаза! Они живо напомнили Абраму сестру Латану. Арапчонок подошел к Шафировой, погладил по руке девушку, та повернула к нему лицо в дорожках из слез и тихо прошептала:

– Мы всегда будем чужими, Абрахам.

Эти слова задержались в его памяти на всю жизнь.

Петр пил еще долго. Абраму страшно хотелось спать, а царь и не думал ехать домой. Дочь Шафирова сидела скромно в углу, Абрам положил голову ей на колени и дремал. Но вот с удивлением заметил, что царя не стало в трапезной. Уехал, забыв Абрама? Мальчик помчался искать господина. Перебегая с лестницы на лестницу, он уловил ухом глухой голос Петра. Абрам – туда, в закуток под лестницей. Да так и замер в недоумении. Девка в холопском платье сидела у государя на бедрах, бесстыдно выставив ноги, да еще повизгивала:

– Да что же это, Петр Алексеевич… Неужто можно обидеть девушку? Пустите…

– Я тебе колечко подарю, дура, – шептал в запале Петр.

Абрам выпятил нижнюю губу, а плечи поднял к ушам, не понимая происходящего. Петр припер девку к стене и толкал задом, зачем-то кусал ее. Вдруг царь повернул к нему лицо и грозно свел брови:

– Пошел вон, сукин сын!

Абрам поплелся восвояси с выпяченной губой, пожимая плечами…

* * *

Наконец хлынул дождь. Сразу же запахло свежестью, стало легче дышать. Пар костей не ломит? Еще как ломит. Артур несся по трассе, изредка поглядывая на Дашку. Она спала беспокойно…

Артуру везло во всех отношениях: замечательные любящие родители, еще один отец за океаном в стране мечты, ко всем прочим везениям – он спец высшего класса, пред которым благоговеют, по мнению многих – внешне красив, если относиться к цвету кожи нейтрально; несмотря на тяжелое финансовое положение большинства, он имеет деньги. А не сложилось пресловутое счастье. Один приятель-москвич, тоже хирург, на сию тему высказался однозначно:

– Любовь-морковь?.. Смешно, честное слово. Для меня больше смысла имеет «морковь» – утоляет голод и содержит каротин. Первое же слово – лишь абстрактный смысл и никакой пользы, напротив, истощает нервную систему, которой и без того достается. Элементарный инстинкт размножения гомо сапиенсы называют любовью. Но когда они кончают жизнь самоубийством из-за так называемой любви, я вижу в них лишь недоразвитость. Стоит ли бесценную жизнь подчинять слову? И это в наше время? Глупо. В мире, помимо любви, много занимательного. От меня требовалось размножиться – я размножился, а совокупляться можно без душевных затрат. Так вот, счастье – это не трепать попусту нервы, то есть жить с максимальным внутренним комфортом.