Кир Великий. Первый монарх - Гарольд Лэмб

В этот час на лесах вокруг башни не было видно ни одного работника. Только одна живая фигура стояла в стороне, по всей видимости странник, молившийся восходящему солнцу.

Рядом с этим хранящим молчание мужчиной Гарпаг приказал остановить колесницу и, пока стражи на стене спешили открыть ворота для своего начальника, пристально его рассматривал. Кир не знал, что и подумать о разноцветном сооружении слева от него, спиралью поднимавшемся к небу.

— Долго же приходится взбираться на эту башню, — заметил он.

— Зато она напоминает всякому, кто приходит сюда, о славе царя Мидии, — рассеянно объяснил Гарпаг. — Когда венчающая башню золотая часть станет на место, будет создана Мидийская империя.

При этих словах странник в серой одежде повернулся к ним, не опуская вскинутые вверх руки.

— Когда вершина будет увенчана золотом, — крикнул он, — Мидийское царство развалится и перестанет существовать!

— Ты так считаешь?

— Так сказал Заратустра.

Тогда Кир его узнал — молодого мага, искавшего убежища в пещере над Парсагардами. Гарпаг тут же кликнул солдат, и они прибежали от ворот, в страхе перед своим главным начальником пытаясь одновременно склонить головы и копья. Гарпаг велел им сорвать с мага одежду, привязать руки к хомуту, снятому с буйвола, и бичевать, пока его белое тело не покраснеет.

— Этот Заратустра — пророк у черни, — объяснил он Киру, бросив на него быстрый взгляд. — Бунтарь, и к тому же упорный.

Вспомнив, что маг был беглецом и не воспользовался гостеприимством дома Ахеменидов, Кир сдержал побуждение заговорить с ним. Но, увидев, как солдаты, желая понравиться начальнику, свирепо обращались с молодым человеком, Кир заметил:

— Будь я на месте Астиага, вызвал бы этого странника к себе и спросил, что его заставляет бунтовать против моего правления.

Когда на шею мага взвалили тяжелое ярмо, его темные глаза нашли Кира. Но маг ничего не сказал.

— Ты не Астиаг, — произнес Гарпаг и знаком приказал ехать дальше через ворота.

Это происшествие должно было насторожить Кира. Однако он продолжал ошибочно надеяться, что в горах, высоко над поселениями людей, он, сын царя, будет в безопасности. Он чувствовал, что в Мидии Астиага ложь использовали когда хотели, что Мандана, по каким-то женским причинам, пыталась навязать ему свои планы, а Гарпаг многое от него скрывал. Он не сложил вместе два события: расправу над телохранителем Волькой и удаление его самого от отца, из Экбатаны; его отправляли путешествовать по незнакомым вершинам и степям кочевников, «где никто никогда не узнает, что произошло».

Подразумевалось, что из тех далеких краев Кир Ахеменид не вернется. Враждебность старого коварного Астиага приговорила его к смерти, как неподходящего наследника мягкого Камбиса. Астиаг предпочитал, чтобы Камбису наследовал беспомощный внук.

Когда Кир влетел в лагерь конных лучников, все дурные предчувствия его оставили. Гул над вьючными животными, ржание гордых нисайских жеребцов подбодрили его, как дуновение горного ветерка. Персидские воины побежали к колеснице, крича:

— Хвала всем богам, Пастух здесь!

Самый первый из всех к колеснице примчался конюх Эмба и пал на колени, приложившись к ноге Кира. Уже сидевшие на конях мужчины подбрасывали вверх свои пики с флажками, и встреча превратилась в демонстрацию дружбы и доброжелательства.

— Теперь-то веришь в мою честность? — крикнул Гарпаг. — На севере тебя ждет мой сын с проводниками. Да хранят вас обоих Иштар и Шамаш! — С этими словами, ловко использовав подходящий момент, он укатил в своей колеснице.

И вот случилось так, что Кир по собственной воле снова повесил на пояс меч и отправился в путешествие и на войну, хотя и скромную, за Мидию. Он продолжал носить кинжал Манданы, поскольку многие воины им восхищались.

Почти сразу же на дороге он получил хорошие известия. Гонец из Экбатаны, догнавший их полк, привез поздравления от царя Астиага и сообщение о рождении в Парсагардах второго сына Кира. Это случилось на тридцатом году его жизни. Жена назвала мальчика Бардья, что значило «плодородный». Кир не был в восторге от этого имени, но ничего не мог поделать.

Когда зимние ветры закрыли перевалы позади продвигавшихся воинов, Кир перестал получать вести из городов. Он превратился в слепца, бредущего по незнакомой дороге. Не слышал он о смерти Навуходоносора, ничего не знал об освобождении из заточения в Вавилоне Иоакима, царя иудейского. Послание, которое Губару направил, как и обещал, чтобы предупредить Кира, нашло лишь Камбиса, копавшегося в саду. Поскольку смерть великого царя Вавилонии прибавила сил мидянину Астиагу, Губару немного подождал и послал землю и воду как знаки подчинения в Экбатану.

В самом Вавилоне возник раздор между жрецами Мардука и отпрысками прежних царей. Иудейский пророк, некий Исайя, второй, носивший это имя, наблюдал за этой распрей. Исайя возвысил свой голос: «Рыдайте, ибо день Господа близок. Каждый обратится к народу своему, и каждый побежит в свою землю. И Вавилон, краса царства, гордость халдеев, будет ниспровержен Богом, как Содом и Гоморра».

Некоторые останавливались на улочках Вавилона послушать Исайю. Ведь говорил он с ними так, будто слова шли от Яхве, Господа. «Я подниму против них мидян. Луки их сразят юношей и не будут знать пощады». Исайя призывал слушателей посмотреть на север и обратить внимание на горы. «Большой шум на горах, как бы от царств и народов, собравшихся вместе. Господь Саваоф обозревает боевое войско».

В действительности сила Астиага в горах росла и распространилась на Арарат, урартов, манна и скифов.

Затем в Парсагардах заболел и умер Камбис, и только несмышленые внуки стояли у его ложа.

Горы служили народам укрытием — такой вывод сделал для себя Кир. Оказалось, что на далеком севере, в величественных Голубых горах, это так же справедливо, как и на плато вокруг мирных Парсагард. По-видимому, войны и эпидемии, а также переселения народов, словно большие реки, выбирали для себя обширные равнины, выходящие, как правило, к морю. Так же, кстати говоря, формировались цивилизации с их окруженными стенами городами и торговыми путями. А когда народы по различным причинам хотели избежать конфликтов низменностей, они искали для себя уединения поближе к вершинам и, если им удавалось найти удачное место, прекрасно там существовали.

У Голубых гор Кир покинул пределы цивилизации. Эти горные цепи поднимались до таких высот, что издалека казались голубыми бастионами. Однако и в этой дикой местности, вовсе не имеющей дорог, он и его армия натолкнулись на знак Великой богини. Следуя по лощине на север, всадники проехали под скалой, на которой были высечены двигавшиеся в том же направлении фигурки. Некоторые из них, вероятно, были богами вершин, поскольку стояли на других, припавших к земле и изображавших горы. Процессия состояла из женщин с покрытыми головами и в длинных юбках. Они следовали за богиней в короне, восседавшей на льве. Кир распознал в новом обличье вавилонскую Иштар, хотя ее изображение несколько заросло лишайником. Ехавший рядом Вартан ничего не знал об этих богах, поскольку они принадлежали древнему народу, который исчез из этих мест, оставив после себя только название хатти, или хетты, а также развалины громадных каменных крепостей. Вартан был невысокого мнения о богах, позволивших своим верующим рассеяться, как пыль на ветру. Но, вероятно, допустил он, эти хеттские божества рассердились. Он понимал, что Великой богине трудно понравиться, а ее могущество простирается на все страны.