Враги народа - Александр Тамоников

– Смотрите, Павел Иванович, что можно найти в Москве по дешевке. Явно с Тавриды.

– Где взяли?

– Досталась по случаю, – самодовольно произнес Асмолов, не обращая внимания, как соратник побледнел и как-то опал с лица.

Дело в том, что камея принадлежала двоюродному племяннику Павла Ивановича и являлась фамильной ценностью. Самого племянника арестовали месяц назад по подозрению во вредительстве, так что камея в числе других изъятых вещей должна лежать в хранилище НКВД. И тут она оказывается у Асмолова.

Эх, каких же трудов нам стоило подсунуть этот предмет Асмолову через сотрудника антикварного магазина, который по доброй традиции, как и многие его коллеги, являлся осведомителем НКВД. Но Приходько, понятно, эти подробности были неведомы. Потому он собрал срочную сходку «непримиримых». И выдал там эту историю.

– Никакой загадки тут нет, – отмахнулся Атлет. – Вещь была у чекистов. Теперь у Асмолова. Какой напрашивается вывод?

– Что ее дали чекисты, – мрачно произнес лидер «непримиримых» Кулагин.

– Плата за сотрудничество, – пояснил Атлет.

– Но тогда нас бы уже всех арестовали! – подал голос ушлый Лопарь, повторяя уже высказанный на прошлом собрании и выглядящий вполне убедительным довод.

– Вы держите Асмолова за дурака? – усмехнулся Атлет. – Зачем отдавать сразу весь товар за три копейки оптом? Он будет скармливать нас чекистам постепенно. Сначала склад отдал. Теперь будет сдавать людей.

– Если уже не сдал, – буркнул, одарив всех яростным маньячным взором, уголовник Панасюк.

– Вряд ли, – буркнул Кулагин. – Тогда мы бы уже отдыхали от забот в подвалах НКВД. Чекисты обычно не тянут с расправами.

– Что предлагаете? – засуетился перепуганный Лопарь.

Атлет лишь пожал плечами – мол, не его ума дело, пусть кто повыше решает. А Кулагин яростно прошипел:

– Сухие ветви рубят.

Решение о ликвидации «соглашателей» было принято голосованием фракции при одном воздержавшемся…

Асмолов обитал в пятиэтажном доме в тихом арбатском переулке. Работал ведущим специалистом в службе Мосводоканала. Почему-то все наши враги – что монархисты, что троцкисты, материально пристроились в ненавистном им государстве очень неплохо. Вот и у этого – отдельная, хотя и тесная, квартира на третьем этаже, в то время как комната в коммуналке в кирпичном доме москвичам за счастье приходится, а многие вообще теснятся в общагах и в бараках с удобствами во дворе. Но советская власть ценила специалистов с высшим образованием и опытом практической работы, осыпая их всяческими благами.

Атлет подергал шнурок звонка.

– Кто там? – послышался из-за двери недовольный голос.

– Открывайте, Лев Дмитриевич, – сказал Атлет. – Это Даниил.

Я с любопытством ждал, когда дверь откроется. И вот увидел на пороге по-военному подтянутого, сухого, с бородкой клинышком и колючим взглядом человека лет шестидесяти. Он был завернут в шикарный бархатный халат.

Нас он одарил яростным взглядом и прошипел зло:

– Даниил! Вы сошли с ума!

– Дело срочное, Лев Дмитриевич… Что, так и будем привлекать внимание соседей?

Асмолов махнул рукой – мол, заходите. Но продолжил выговаривать уже в коридорчике:

– Вы нарушаете все правила. Заявляетесь ко мне на квартиру. Притом с незнакомым человеком. И именно вы! Мой ярый противник!

– Да какие правила, когда все летит к чертям?

– Это писанные кровью правила конспира-ции!

Мы прошли в комнату и расселись за просторным круглым столом, в центре которого стояла бронзовая сахарница.

– Конспирация, ха! – хмыкнул Атлет. – Вам жить от силы три часа осталось, а вас все конспирация волнует.

– Что?!

– Фракцией «непримиримых» открытым голосованием принято решение о ликвидации «соглашателей». Вас, Петровского и Калютина.

– Что за горячечный бред?!

– Вы так думаете? – усмехнулся Атлет.

В двух словах он объяснил, что удар по «соглашателям» назначен примерно на одно время, чтобы жертвы никак не узнали о происходящем и не предприняли ответные меры. В час атаки убирают всех. Списывается акция на банальную уголовщину. Мало ли в милиции нераскрытых дел.

– Вы… – Асмолов окинул презрительным взглядом Атлета. – Вы же сами из этих сумасшедших, которые готовы на все!

– Я из тех, кто понял, что они сумасшедшие. И готов помочь. Вместе с моим близким другом, – Атлет кивнул на меня. – Членом нашей организации.

– Вы хитрите и ведете свою игру. Я вам не верю!

– Так проверьте… Разве Кулагин не обещал навестить вас сегодня вечером?

– Это уже совсем не ваше дело.

– Он сказал, что у него срочный и очень важный вопрос. Намекнул, что согласен на компромисс, чтобы утрясти накопившиеся противоречия между фракциями. И он придет… Придет вас убивать.

– Ну, право, что за глупости!

– Вот и посмотрим. Мне тут с вами лясы точить недосуг. Оставлю вам моего доброго товарища, чтобы подстраховал вас на предмет неожиданностей.

– Но как?!

– Он сможет. И он надежный человек.

Я только кивнул, надувая щеки. На меня наконец обратили внимание.

– Но… – заблеял Асмолов.

– Критерием истины является только эксперимент. Вот мы его и проведем… А мне пора. Дела.

– Какие дела?!

– Мне поручено убить Петровского.

– Ох ты! – Асмолов вскочил со стула. – Надо же предупредить его! И Калюжного!

– Да не мельтешите вы! – прикрикнул Атлет. – Сядьте. Я теперь работаю на вас. А поэтому не все так плохо…

Такая у меня судьба – вечно в засаде ждать врага в пыльных подсобках и чуланах. Помню, на «Пролетарском дизеле» ждал террористов в каком-то клоповнике. И на железнодорожной станции, когда ловили бандитов, местечко было не лучше. И еще во многих других местах. Вот и сейчас, когда прозвенел звонок в дверь, я как раз устроился без особого, мягко сказать, комфорта в тесном чулане. Зато через щелку мог видеть происходящее в комнате.

Атлетическая фигура, эдакий русский Геракл с купеческой бородой – это и есть лидер «непримиримых» Кулагин. Он сразу, казалось, занял собой весь объем комнаты. Хозяин квартиры перед ним просто терялся, но это не мешало ему небрежно и органично демонстрировать апломб и высокомерие с долей плохо скрываемого презрения. Мол, знай, кто тут истинный хозяин.

На стол Асмолов выставил китайские фарфоровые чашки с настоящим ароматным кофе – из спецпайка для верхушки Мосводоканала.