Одурманивание Маньчжурии. Алкоголь, опиум и культура в Северо-Восточном Китае - Норман Смит

работали корейцы или китайцы. Ссылаясь на исследование Эгути Кэйити, Мириам Кингсберг указывает, что «до 90 % живших в городах Маньчжурии корейцев – около 600 тысяч человек – были торговцами опиумом» [Kingsberg 2009: 207]. Производство героина и морфина взяли под контроль Кэмпэйтай[100] (военная полиция) и Служба специального назначения (армейская разведка), которые вывели из региона последние европейские предприятия. Местные частные производители героина были вынуждены идти на сговор с вооруженными силами [Meyer 1995: 197]. В 1933 г. японский генерал Доихара Кэндзи (1883–1948 гг.), известный как Лоуренс Маньчжурский[101], заявил, что успех Японии в Маньчжурии принесли прибыльная торговля опиумом, оружием и женщинами [Yin 2008]. Агрессивные меры японцев по взятию под свой контроль промышленности при параллельном осуждении в СМИ рекреационного потребления опиатов столь сильно заклеймили наркоманов, что попытки их выявления и лицензирования провалились. К 1935 г. было официально зарегистрировано лишь 217 060 наркозависимых [Jennings 1997: 84]. Официальные лица признали, что те с неохотой шли на лицензирование, боясь, что их обложат налогами, принудят к труду или применят к ним иные наказания [Manchukuo 1941: 722]. Несмотря на широкое освещение повестки дня Монополии, на всей отрасли лежала тяжелая тень подозрений в отношении осуществления противозаконной наркоторговли и неоднозначного правоприменения.

Илл. 2. Церемония под руководством министра иностранных дел Се Цзеши (третий слева в заднем ряду) при участии премьер-министра Чжэн Сяосюя (второй слева в заднем ряду). Источник: Предоставлено Associated Press

Значительные проблемы для местной алкогольной промышленности формировались и на фоне усиления присутствия в отрасли как отдельных японцев, так и государственных структур Маньчжоу-го. В начале оккупации многие местные производители были просто выброшены с рынка под воздействием доминирующего японского влияния, растущих издержек, снижения доходов и перебоев с поставками зерна. Однако, вопреки всему этому, продажи алкоголя и, соответственно, налоговые поступления выросли: в 1933–1934 гг. было зафиксировано 7,96 миллиона юаней налоговых поступлений, в 1935–1936 гг. – 11,45 миллиона юаней [Jones 1949: 135]. В обоих случаях налоги, собранные от реализации алкоголя, были выше, чем в других секторах экономики, в том числе землепользовании, промышленности, горном деле, животноводстве и табачной отрасли [Ibid.]. Указанные солидные цифры подчеркивали значимость производства спиртных напитков. В равной мере о ценности алкоголя красноречиво свидетельствуют поправки, которые принимались в местные законы по части горячительных напитков. 1 июля 1935 г. вступил в силу закон «Об алкоголе» Маньчжоу-го. Потом он пересматривался в августе 1937 г., декабре 1937 г., марте 1939 г. и декабре 1940 г. Шестая редакция закона вступила в силу 30 августа 1941 г. Во всех случаях документ принимался в первую очередь для регулирования налогов и выдачи разрешений. В ходе внесения указанной серии поправок – в январе 1938 г. – была учреждена Алкогольная Монополия [Ibid.: 132]. Спиртные напитки имели место не только в политических документах, но и на официальных мероприятиях. На иллюстрации 2 мы видим, сколь значительную роль играл алкоголь на официальном собрании 15 сентября 1934 г. по случаю второй годовщины военных действий, которые привели к созданию Маньчжоу-го. Среди участников собрания – организатор мероприятия, министр иностранных дел Се Цзеши (1878–1946 гг.), официальные лица Японии и Маньчжоу-го, в том числе премьер Чжэн Сяосюй.

Инициированные японцами преобразования в сфере производства алкоголя прекрасно прослеживаются на примере пивной отрасли [Contemporary Manchuria 1939: 63–66][102]. В начале оккупации возобновился рост продажи пива[103]. Фэнтянь и Харбин превратились в важные центры производства, которые все более подпадали под японское руководство [Shengjing shibao 1936b: 12]. В 1934 г. множество небольших пивоваренных производств Харбина было объединено в четыре крупных предприятия: «Manchuria Hop and Beer Company», «Taxing Ltd. Brewery», «Oriental Brewery» и «Wanson Company» [Contemporary Manchuria 1939: 74]. В 1936 г. находящаяся в собственности японцев «Harbin Brewing Company» поглотила «Manchuria Hop and Beer Company» и «Taxing Ltd. Brewery»[104]. Пивоваренная промышленность была указана в законе «О контроле важных отраслей» от мая 1937 г. (Имперский указ № 66) [Kinney 1982: 9n9]. С 1931 по 1939 г. производство пива возросло более чем в 8 раз, с 80 тыс. ящиков в 1931 г. до 200 тыс. ящиков в 1936 г., 500 тыс. ящиков в 1938 г. и, наконец, 670 тыс. ящиков в 1939 г.[105] В указанную статистику не включены объемы импорта пива из Японии: в среднем 300 тыс. ящиков в год до 1931 г., к 1938 г. – 800 тыс. ящиков[106]. Пивоварни с японским капиталом были особенно хорошо представлены в Фэнтяне. В апреле 1936 г. «Manchuria Ale Company» – производитель марки «Хунсин» («Красная звезда», учреждена в Японии в 1935 г.) [Shengjing shibao 1936b: 12] – создал в Фэнтяне отделение. Сообщается, что на церемонии открытия присутствовал посол США [Ibid.]. Еще один крупный бренд – «Цзиньхэ» («Золотой журавль») – открыл в 1936 г. в Фэнтяне фабрику общей площадью 80 тысяч кв. м [Shengjing shibao 1936e]. Благодаря статьям в «Шэнцзин шибао», в которых подробно описывались новейшие производственные методы, популярность пива только увеличивалась. Журналист Цзюнь Цин объявил со страниц газеты пиво «модным напитком» [Jun 1937: 4]. При японцах пивоваренная отрасль разрослась. Причем чем быстрее развивалась индустрия, тем строже она контролировалась.

Основную конкуренцию пиву составляло китайское вино (гаолянцзю, шаосинцзю и хуанцзю), считавшееся «любимым алкогольным напитком среди маньчжуров» [Contemporary Manchuria 1939: 66]. По всей видимости, наибольшей популярностью среди вин пользовалось именно гаолянцзю. К концу 1930-х гг. в Маньчжоу-го действовало около 1000 коммерческих производителей напитка, а ежегодные объемы потребления гаолянцзю достигали 200 миллионов литров[107]. Любовь к гаолянцзю была не в радость японским производителям, которые стремились популяризировать иные спиртные напитки. Так, автор обзора «Пивоваренная индустрия Маньчжоу-го» рекомендует шаосинцзю, несмотря на его дороговизну, как «приятный напиток на любой вкус, который лучше всего подходит для китайских ужинов» [Ibid.: 67]. Хотя местные жители потребляли около 500–700 тысяч литров шаосинцзю в год, этот напиток, как и саке, по большей части пили японцы, которые держали под строгим контролем потребление риса – запрещенного для китайских подданных Маньчжоу-го продукта [Ibid.: 68]. Шаосинцзю изначально производили на востоке Китая, и перенести производство на северо-восток представлялось проблематичным по причине суровых зимних условий, которые могли уничтожить бактерии, необходимые для процесса брожения. Однако доктор Ямадзаки Хиякудзи справился с этим препятствием посредством проведения ряда экспериментов в отапливаемых помещениях. В результате в 1933 г. под управлением Судзуки Сабуросукэ и Накацукаса Хацутаро было создано предприятие по производству шаосинцзю «Manchuria Distilling Company» [Ibid.: 67]. К сожалению учредителей компании, их усилия не привели к росту популярности их продукта. Да, потребление саке повысилось, но лишь среди японских потребителей. К концу 1930-х гг. в Северо-Восточном Китае работало 73 фабрики по производству японского саке, в том числе 13 в Фэнтяне, который, таким образом, стал региональным центром