Муравьиный лабиринт - Дмитрий Емец

– А банку где взял?

– Ты… ты-там вы-валялось! Давно.

– А чего фляжкой своей не зачерпнул? Жалко?

– Там бы… был к-кефир, – сказал Макс, и Сашка перестал задавать вопросы. Кефир для культуриста – святое.

Неудача с водой из источника Сашку не обескуражила. Он мыслил в комплексе. Пушинка невесомости – прекрасно, а если добавить пыльцы воздушности, которую Яра по его просьбе собирала с цветов ватной палочкой? Не далее как вчера Рина, неосторожно согласившаяся взять у него конфету, взмыла к потолку, а Сашка вместо того, чтобы ее спустить, еще и гонял ее вдоль потолка электрофеном.

Рина продолжала незаметно оглядываться, проверяя, что другие делают на лекции у Вадюши.

Лена вязала под столом шарфик. Она связала Кирюше уже три шарфика и бесчисленное количество шестяных носков и не забывала следить, чтобы он их носил. Тот упрямился, дул губы, швырял шарфики в снег, но Лена сочетала терпение с напором мотопехотных колонн, и очень скоро шарфик вновь оказывался на Кирилле. В данный момент он сидел рядом с Леной и громко шептал:

– Хочешь я Вадюшу вопросом отвлеку? Он обожает рассказывать свою биографию, начиная с ясельного возраста. Как он ощутил в своем сердце дыхание добра и гуманизма и в тот же миг к нему прилетела золотая жужелица!

Дверь скрипнула и открылась. В класс заглянула Кавалерия и, отменив лекцию, позвала всех в пегасню.

– Переоденьтесь! Работать придется много! – сказала она озабоченно.

Между благой мыслью человека и его действиями лежит что-то враждебное, скользкое, ненавидящее нас. Какая-то программа уничтожения. Один понимает, что пить нельзя, и пьет. Другой – что не надо туда идти, и идет. И так до бесконечности. Мы как будто еще хозяева наших мыслей, но никак не действий.

Из дневника невернувшегося шныра

Перед пегасней Рина заскочила на «кухню». «Кухней» они называли закуток в аппендиксе второго этажа, где помещалась электроплита на четыре конфорки. Она была старая, но с неплохой духовкой. Суповна ненавидела эту электроплиту тихой ненавистью, поскольку та делала существование самой Суповны как бы несколько дополнительным. Много раз она покушалась избавиться от нее, и тогда младшие, средние и старшие шныры начинали подводить под все это дело базу. Кирюша вопил, что он язвенник и нуждается в теплом супчике в три часа ночи. Окса говорила про традиции своей бабушки, которая научила ее печь шарлотки, и если она не будет их печь, то ее бабушка не то, чтобы обидится, но ей, бабушке, будет несколько неприятно, а ей, Оксе, будет несколько неприятно, что бабушке будет несколько неприятно… и до бесконечности. В общем, плиту они защищали отчаянно, как солдаты обороняют последний окоп.

Оглушенная общим криком, Суповна сдавалась, но не до конца. Выждав месяц или два, начинала терзать Кузепыча, утверждая, что вот «жруть где попало, а потом тараканы ползають». Если Кузепыч оказывался равнодушен к тараканам и не падал в обморок, она организовывала подкоп с другого бока: вопила про счета за электричество и сколько тока пожирает эта самая плита, которую держат включенной с утра и до утра ради всякой «мензюрки». «Мензюркой» же Суповна считала любую посудину объемом меньше десяти литров. И вообще устроится пожар, и тогда Кузепычу придется сносить и перестраивать ШНыр еще при жизни, в то время как он так надеялся умереть до этого момента и спихнуть все суету на следующего завхоза.

В любом случае, плиту пока удавалось отстоять. В настоящий момент на ней пыхтел желтый чайник с отбитым пятном в форме яблока на боку. Около него с лицом часового на карауле стоял Витяра.

– О, кипяточек! Плесни мне! – сказала Рина, подбегая с кружкой. Банку с растворимым кофе она таскала с собой, зная, что иначе сопрут.

Витяра заступил дорогу.

– Не дам! – сказал он застенчиво, но упрямо.

Рина от удивления остановилась.

– Как это так не дашь? Ну хоть каплю! У тебя же полный чайник!

– Не дам! – повторил Витяра.

Он схватил чайник и, взглядом оберегаясь от Рины, быстро куда-то побежал.

– Ну и дела! Витяра и жмот! В голове не помещается, – произнесла Рина удивленно.

– Знаешь, что он с этой водой делает? Снег поливает! Ему весны хочется! И этой деточке восемнадцать лет! – наябедничала Фреда.

Витяра, отбежавший еще не слишком далеко, остановился и брякнул ручкой чайника. Уши-баранки вспыхнули алыми полукружьями. Рина поняла, что Фреда сказала правду, и радостно простила Витяру за чайник.

Рина спрятала банку с кофе в старый носок и сунула ее за батарею, чтобы не сперли до ее возвращения, оделась и направилась в пегасню. Погода была противная. Март мерз сам от себя. Снега лежали по грудь и лохматились ветром. Витяра стоял и, подпрыгивая от холода, поливал из чайника лед. Увидев Рину, он застенчиво повернулся к ней спиной.

– Еще два миллиарда чайников – и наступит весна! – крикнула она.

Тот упрямо дрогнул лопатками. Романтики выше науки, и поэтому наука вечно пересматривает свои положения, а романтики – нет.

На полпути к пегасне Рине попалась кухонная Надя, которая возвращалась из Копытово с десятью килограммами соли. Руки у нее отвисали. Рядом, упрятав ладони в карманы и посвистывая, шел Гоша, несший что-то не тяжелее посудных мочалок.

Увидев Рину, Надя художественно уронила сумки в снег и легла лицом в сугроб умирать.

– Кончай цирк и поднимайся! – сказал Гоша, легонько толкая ее ногой в бок.

– Ты что, болящий? Почему не помог? – набросилась на него Рина.

– Я ее тридцать раз предупредил, что у нас соли навалом. Есть соль, есть соль! Кузепыч вчера «Газель» пригнал, которая у гипера дежурит. Под завязку ее продуктами забили! Предупреждал я или нет? Не надо соль брать! Не на-до, упрямая ты баба!

Надя, успевшая оторвать от снега голову, отвернулась.

– Она не поверила. Вот я и не помог! Потому что это женский терроризм: упрямство в комплекте с якобы беззащитностью. Вот и пусть теперь прет! Вставай! – сказал Гоша безжалостно.

Надя издала тихий ненавидящий стон. Вскочила и, вырвав сумки у пытавшейся помочь Рины, устремилась к крыльцу кухни.

– Во, видела, как рванула! А ведь только что дохлая была! Сейчас будет Суповне концерт устраивать! – прошипел Гоша и бросился ее догонять.

Рина с грустью подумала, что на кухне все крайне запущено. Трудно долго находиться в одном помещении, там же и работать и любить друг друга. Траву едят гусеницы, гусениц едят куры, кур едят шныры. Линейная пищевая цепочка. Повара едят друг друга. Замкнутая пищевая цепочка.

Добравшись до пегасни, Рина обнаружила, что все пеги, включая жеребят, выгнаны наружу и находятся в загоне рядом со вкопанными шинами. Не понимая, зачем их выгнали, она вошла в пегасню и, не успев задать вопрос, услышала вопль. Орала Наста. Красная, сердитая, она неслась по проходу с вилами и разгоняла все живое.