Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна - Маша Царева

– Хорошо, что не ноги, – усмехнулась моя добровольная наставница, – ладно, для первого раза ты неплохо справилась. У нас и кое-что похлеще случалось.

– Что? – живо заинтересовалась я. Всегда приятно послушать утешительные байки о тех, кто попал впросак еще более по-идиотски.

– Как-нибудь потом расскажу, – разочаровала меня Ада, – а сейчас внимание, внимание, к нам приближается слонопотам.

Я обернулась и обнаружила редактора Грушеньку, которая подкрадывалась к нам сзади, видимо желая подслушать мою историю о первом провальном интервью. Странная особа, она как будто бы не понимала, что с ее весом сложно строить из себя шпионку. Обнаружив, что ее маневр рассекречен, она ничуть не смутилась.

– Вот вы где, – равнодушно передернув пухлыми плечами, констатировала она, – слышала, вы не очень хорошо справились с новой работой.

Сопоставив факты, я поняла, что обращается она ко мне. Хотя смотрела Грушенька не на меня, а куда-то в сторону. Видимо, это был такой своеобразный метод унижения провинившегося корреспондента. Дешевенький, надо заметить, приемчик.

– Меня зовут Александра, – холодно сказала я.

– А мне наплевать, как тебя зовут! – прошипела редакторша. – Главное, что ты не умеешь работать.

– Это была ее первая съемка, – вступилась за меня Ада.

– Понабрали дилетантов, – поджала губы Грушенька, – я вообще не понимаю, что здесь устроил Волгин.

– Грушенька, но ты же и сама не родилась телевизионщицей, – усмехнулась Ада. Судя по всему, хамские выходки гневливой толстухи не злили ее, а забавляли. Может быть, происходило это потому, что Ада была гораздо старше Грушеньки и работала в программе дольше нее.

– Но и такой рохлей я никогда не была, – высокомерно ответила она.

– Но я прекрасно помню, как ты перепутала полки с кассетами, и вместо интервью в эфир отправился черновой материал, – со спокойной улыбкой возразила Ада. – Волгин с тобой целый месяц не разговаривал, а нашу программу чуть не закрыли.

– Было дело, – вдруг миролюбиво согласилась Грушечка, – а ты, помнится, как-то раз забыла надеть на работу юбку. В колготках и пиджаке пришла.

Ада по-девчоночьи звонко рассмеялась.

– Да, я тогда вечно не высыпалась и ничего не соображала по утрам. А помнишь, как ты смеха ради купила парик и темные очки, и тебя никто не узнал. И все про тебя сплетничали, а ты стояла рядом и слушала.

– Да, узнала о себе много нового и интересного. Очень рекомендую этот способ самопознания, попробуй тоже, тебе понравится.

– Да обо мне наверняка никто не сплетничает за спиной, – помолчав, Ада добавила: – А жаль, было бы так интересно послушать!

Я ушам своим не верила. Еще минуту назад Грушечка раздувалась от злости, как мультипликационная жаба – вот-вот и лопнет. А теперь они с Адой болтают, как две старинные подружки. Что происходит в этой редакции? Почему все так странно себя ведут?

В любом случае миролюбивая беседа – лучший предлог для того, чтобы потихонечку выкарабкаться из этого клубка змей. Моего отсутствия никто и не заметит.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я попятилась в другой угол комнаты.

* * *

Забившись в угол офиса, я оккупировала единственный свободный стул и мрачно уставилась в пустой блокнот. Мне предстояло написать закадровый текст к сюжету о коллекционере-миллионере. Многозначительно поведя бровью, Грушенька предупредила, что текст этот должен быть интеллигентным. Жаль, ведь я-то собиралась явить миру страшную правду: хваленый коллекционер – извращенец.

Ничего же хвалебного или даже нейтрального я придумать не могла, как ни старалась. К тому же в голове роились другие, унылые мысли.

Все плохо.

За два года серьезных отношений с Эдиком я успела соскучиться по свободной «холостой» жизни. Обычные девчоночьи будни рисовались мне в самом радужном свете. Я с тоскою слушала щебет подруг, которые охотно делились со мной впечатлениями от многочисленных свиданий. Кто-то из них постоянно звонил мне, чтобы одолжить на вечер платье, туфельки или сумку. Мне-то эти нарядные вещи были ни к чему, потому что большинство вечеров я, как степенная матрона, проводила дома, в обществе моего драгоценного Эдуарда. Нет, вы не подумайте, я его любила; наедине с моим избранником-домоседом я чувствовала себя счастливой, но иногда… Иногда мне казалось, что жизнь кончена. Остаток молодости пролетит за жаркой котлет. Пока другие будут веселиться и носить красное, мне придется копить жирок и вникать в подробности телевизионных ток-шоу. Когда я об этом думала, мне становилось страшно.

И вот когда я неожиданно вырвалась на свободу, радости моей не было предела. Проводив в аэропорт Эдика, я первым делом понеслась в ГУМ – выбирать новый гардероб на лето.

Мое свободное лето!

Только сейчас я наконец опомнилась и приподняла на лоб пресловутые розовые очки.

Какой же идиоткой я была! Ведь все это было в моей жизни раньше – я имею в виду эту проклятую нервозную свободу. И как же я, дура, умудрилась не вспомнить, что свобода – это не только трепет первого поцелуя и эйфория при покупке новых чулок. Нет, свобода – это еще и сами свидания, на которых в большинстве случаев выясняется, что твой избранник тебя совершенно недостоин. И вот целый вечер ты сидишь в ресторане (кафе, бильярдной, на парковой скамье) напротив очередного индивида, возомнившего себя воплощением мужественности. И думаешь – насколько было бы предпочтительнее провести этот вечер дома, да хотя бы и за жаркой котлет!

Долгожданная свобода, скажу я вам, – это когда в отчаянной попытке от нее избавиться ты знакомишься с целой галереей мужских пороков. Веренице красавцев мужчин нет конца. Один признается тебе в любви, а сам искоса посматривает на загорелые ножки твоей подруги. Другой, хамовато усмехнувшись, заявляет, что женское предназначение заключается в воспитании отпрысков, потому что все бабы – дуры (этот тип бесследно исчезнет из твоей жизни, когда ты по чистой случайности обмолвишься, что зарабатываешь больше него; он уйдет навсегда, но в твоих ушах еще долго будет звучать раскатистое: «Дур-р-ра!»). Третий вроде бы всем хорош, но зачем-то носит красные подтяжки и галстук в крупный горох. От четвертого ощутимо попахивает потом. Коронный номер пятого – в самый неподходящий момент исполнить сорокаминутный монотонный монолог об отличии понятия сансары в китайском и индийском буддизме начала тысячелетия. Шестой, немного выпив, начинает гнусавым голосом исполнять гитарные романсы, и тебе приходится уныло делать вид, что ты любишь как гитарные песнопения в целом, так и, в частности, мужчин с тембром голоса «козлетон». А седьмой… Ну, про седьмого мы вообще лучше промолчим, ведь он громко похрюкивает во время еды, и ты сбежала с первого же свидания, сделав вид, что направляешься в туалет.

Может быть, кто-то назовет меня придирчивой. Вы не поверите, но я давно не надеюсь встретить коронованную особь на белом коне. И от избранника своего требую одного – пусть он хотя бы будет всего-навсего нормальным. Не нужен мне ни красавец с литыми мускулами и смазливым лицом, ни богач, вертящий на пальце ключи от пятиэтажной виллы на Карибах.