Людмила Гурченко - Екатерина Мишаненкова

«Ни одного звонка. Ну отзовитесь же кто-нибудь! Ну вспомните про меня! Мне еще до конца дня несколько часов! Ну позвоните, ну постучите, ну не забывайте, ну пожалуйста!» Но звонков не было, и ей уже казалось, что она постепенно сходит с ума от этого постоянного ожидания.

Не помогло даже то, что в это время ее родители как раз решили переехать из Харькова к ней, в Москву, и теперь было кому ее поддержать, было кому заботиться о Маше, но. Возможно, именно сейчас для Людмилы Гурченко так было только хуже. Она не могла остаться одна, не могла скрыть свои переживания, ей приходилось смотреть в глаза родителей, и от их сочувствия ей становилось еще тяжелее. А как отвечать на вопросы отца, почему ее не снимают? Как объяснить ему, чем она хуже других актрис? Она закрывалась в своей комнате или вовсе сбегала из дома и подолгу бесцельно бродила по улицам.

Но однажды все — наступил срыв, она почувствовала, что силы закончились и держаться она больше не может. И тогда она сделала то, чего не делала никогда прежде, — попросила о помощи.

Лет десять назад, еще в разгар своей славы после «Карнавальной ночи», Людмила Гурченко снимала комнату в доме, где жил Бернес. И однажды в подъезде появилась надпись мелом: Бернес + Гурченко = любовь! Она была в шоке — что это? Они с ним даже знакомы не были. Ну а Бернес, увидев это, только усмехнулся и сказал, что он бы плюса не поставил. Впрочем, при следующей встрече, когда они совместно репетировали песню для международного фестиваля, он присмотрелся к ней и при расставании сказал: «Знаешь, а ведь ты дура! С твоими данными ты можешь много. Ты хорошо слышишь — это редко. Много суеты, суеты много. Много дешевки. Харьковские штучки брось. Сразу тяжело, по себе знаю. Существуй шире, слушай мир. В мире живи. Понимаешь — в мире! Простись с шелухой. Дороже, дороже все, не мельчи. Скорее выбирайся на дорогу. Зеленая ты еще и дурная. Ну, рад с тобой познакомиться».

Людмила Гурченко была растеряна, удивлена, может быть, даже немного обижена, но его совет и внимание оценила от всей души, и с тех пор они стали друзьями. Настолько, что когда ей стало совсем плохо, она позвонила именно Бернесу.

Кому как не Бернесу было понять ее, ведь как бы он ни был знаменит, как бы сильно его ни любили зрители, было время, когда травля коснулась и его. Его обвиняли в пошлости и в зазнайстве, за какое-то мелкое нарушение правил дорожного движения его затравили в прессе, перестали снимать, не давали петь. Но он был в то время уже слишком известен и любим, чтобы его можно было так просто списать со счетов, как это проделали с молоденькой актрисой. Прошло два года, и его звезда засияла вновь. Но, конечно, он не забыл, каково ему тогда было, и как никто другой мог понять, насколько тяжело Людмиле Гурченко.

Благодаря его звонку ее снова приняли на работу в Театр киноактера.

Она и сама пыталась туда вернуться, когда уже было не до гордости — готовая снести и насмешки над тем, что нигде не смогла устроиться и прибежала с поджатым хвостом, и нравоучения о том, как надо ценить, что имеешь. Но смирение не помогло, ей сказали, что в Театр киноактера ее примут только после того, как она вновь сыграет в кино, причем непременно главную роль и непременно на главной киностудии страны, «Мосфильме». Выполнить это было, конечно же, невозможно, не говоря уж о том, что будь у Людмилы Гурченко такая роль, разве ей нужен был бы театр? Она ведь всегда была прежде всего киноактрисой.

Ясно было, что это условие — просто издевательский повод, чтобы ее не брать. Но авторитет Бернеса сделал свое дело, и для Людмилы Гурченко вдруг нашлась штатная единица в Театре киноактера. И более того, для нее нашлись и роли, причем тут уже и помощи Бернесане потребовалось, просто. кажется, пришло ее время.

Конечно, до того, как звезда Людмилы Гурченко засияет в полную силу, было еще долго. Но время ее действительно уже пришло, и это было ясно по тому, как быстро нашлись для нее роли в Театре киноактера, у которого к тому времени уже появилась собственная сцена, где ставились полноценные спектакли для публики. В прошлом остался тот псевдотеатр, где сидящие без работы киноартисты репетировали пьесы, которые негде ставить, только чтобы не потерять форму. Теперь в Театре киноактера жизнь кипела, причем даже более бурно, чем в других театрах, потому что у него не было такой стабильной слаженной труппы — артисты приходили, играли в спектаклях, а потом улетали на съемки в очередном фильме, и на их роли поспешно вводили кого-нибудь другого, чтобы еще через месяц или полгода он тоже ушел, уступая место очередному преемнику. У киноактеров на первом месте было именно кино, и театр был адаптирован под них. Все знали, что там играют в свободное от съемок время, и всех это устраивало. «Срочные вводы, текучесть, несколько исполнителен на роль, разный профессиональный уровень вводящихся актеров — это ЧП в ином театре — здесь нормальные условия жизни труппы», — вспоминала о своей работе в этом театре Людмила Гурченко.

Вот так и ее срочно ввели в мюзикл «Целуй меня, Кэт!» на роль Бьянки. Этот спектакль шел долго и успешно, и несмотря на меняющийся состав актеров, неизменно имел успех у зрителей. Веселый, музыкальный, жизнерадостный, построенный на параллелях между Шекспиром и современностью, он был именно тем, чего жаждала уставшая от драм и полутонов публика. Это был, так сказать, спектакль о спектакле — о том, как актеры играют комедию «Укрощение строптивой», а в свободное время выясняют отношения между собой, причем ничуть не менее бурно, чем шекспировские герои. И все это с музыкой, песнями, танцами! Как раз то, о чем Людмила Гурченко и мечтала долгими месяцами вынужденного простоя.

Радость от работы омрачало только то, что Людмила Гурченко прекрасно понимала — пока она не снимается, в Театре киноактера она будет оставаться на вторых ролях. Играть второстепенные роли, заменять более востребованных в кино актрис, срочно вводиться на замену. И она смиряла гордость, мысленно напоминая себе, что после той пустоты, которая еще недавно ждала ее день за днем, это уже огромный прогресс. А роли придут — и в кино, и в театре. Настало ведь ее время, разве не так?

Но прежде чем пришла наконец та роль, которая вывела ее из тени забвения, ей пришлось еще кое-чему научиться. Нет, не в актерском плане — актрисой она была прирожденной, да и опыта у нее хватило бы уже на десятерых. Но она начала осознавать, что максимализм, засевший где-то глубоко внутри и так и не сломленный за годы потерь и неудач, мешает ей, тормозит, не дает развиваться.

Понимание этого начало приходить к ней после очередного удара судьбы. В Театре киноактера готовили премьеру — спектакль Лопе де Вега «Дурочка», на который у театра были большие надежды. Яркий, веселый, с интересной интригой и прекрасной режиссурой — такие всегда имеют успех у зрителей. Но чтобы не ждать, пока публика раскачается и распробует новую премьеру, первоначально ее планировали привлечь в театр громкими именами на афише. Поэтому репетировала главную роль одна очень популярная в то время актриса, на которую и делалась ставка. Она должна была отыграть несколько первых спектаклей, а потом, когда спектакль будет достаточно раскручен, на роль собирались ввести менее известных исполнительниц.