Людмила Гурченко - Екатерина Мишаненкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Актриса Людмила Иванова, много лет служившая в «Современнике» и дружившая с Людмилой Гурченко, рассказывала: «Люсе теперь, наверное, смешно вспоминать: мы с ней играли почти массовку, у меня роли чуть побольше, у нее чуть поменьше. Был у нас такой прекрасный спектакль — «Без креста», по Тендрякову, помните? Мы играли там колхозниц-доярок. У меня хоть кусочек текста с Евстигнеевым был. У нее — ни слова. А вот в «Дне свадьбы» у нее была роль побольше. Майка. Характерная роль, и она могла включить в нее свои наблюдения — социальные зарисовки, какие она очень хорошо умеет делать. Люся, понимаете. личность. Поэтому ее и пригласили в наш театр — в нем всегда ценился актер-личность. Ефремов собирал таких людей, единомышленников».
Но одну большую роль ей пусть не сразу, но все же дали — роль Роксаны в пьесе Ростана «Сирано де Бержерак». Ходили слухи, что на этом настоял Игорь Кваша, ставивший этот спектакль, ну а еще ходили слухи, что у них с Людмилой Гурченко был роман и что Кваша собирался развестись с женой и жениться на ней. Сама она не отрицала, что у них были романтические отношения, но и не углублялась в подробности. Как бы то ни было, этот роман ни к чему не привел — Игорь Кваша остался с женой, а Людмила Гурченко вскоре вышла замуж за Александра Фадеева (приемного сына знаменитого советского писателя с тем же именем). Что же касается роли Роксаны, то она у нее не слишком удалась, что, впрочем, сама Гурченко полностью признавала. Журнал «Театр» писал: «Про ту Роксану, которую сыграла Гурченко, можно сказать, что она своенравна, энергична, расчетлива. Но про нее никак не скажешь, что она поэтична. Не скажешь, что она гордая и нежная, причудница, любящая, но готовая оттолкнуть любимого, если он окажется обыкновенным человеком. И — полюбить другого за то, что он большой поэт.»
«Я могу играть только то, что хорошо знаю», — честно признавала Людмила Гурченко, когда несколько лет спустя говорила о своих ролях. А что она знала о прекрасных «жеманницах» XVII века? Не ее это была роль, и она это прекрасно понимала: «А уж если что-то мне не дано играть, так это именно такие роли, типа Роксаны, героини той пьесы. Из всех швов атласного белого платья выпирал мой отнюдь не голубой характер и мое полупролетарское происхождение вместе с остатками харьковского акцента».
Ей был чужд высокий стиль Ростана, ей была чужда аристократическая Роксана, и куда больше она любила, например, острохарактерную второстепенную роль Гувернантки в «Голом короле». Что еще у нее оставалось? Массовка, эпизоды. Не пришлась она в «Современнике» ко двору. Никто ее не выживал, не называл бездарностью, но и приличных ролей больше не давали. И вскоре она ясно поняла — надо уходить, потому что дальше пойдет уже деградация ее как личности и как актрисы. И она подала заявление об уходе.
Но зато в это время — время простоя в кино и неудач в театре — Людмила Гурченко попробовала себя в новом качестве — как композитор. Ее первая песня называлась «Праздник Победы», и родилась она в мае 1965 года, когда вся страна праздновала двадцатилетие победы над фашизмом. В «Современнике» 9 мая играли спектакль «Вечно живые», и прямо на середине второго акта его прервали и объявили минуту молчания. И именно тогда, когда весь зал минуту стоял в гробовой тишине, в душе Людмилы Гурченко и начала рождаться музыка. А после возвращения домой через кипящую, празднующую Москву, после встречи с родителями, которые ради такого праздника приехали к ней из Харькова, она поняла, какой хочет текст. Впрочем, слова она сочинила не сама — рассказала своей подруге Людмиле Ивановой, какой она видит песню, и та переложила ее эмоции в стихи.
В песне было три куплета, и после каждого шел вокализ — музыкальный припев без слов, который в самом финале должен был взвиться и перекрыть музыку. «Как апофеоз, как гимн Победе! — писала об этой задумке Гурченко. — Что там говорить, я эту песню задумала с размахом. Ах, как она мне была по душе».
Людмила Иванова тоже вспоминала об их первом опыте совместного творчества с теплотой и некоторой ностальгией: «Прямо после спектакля здесь же, в фойе, мы стали сочинять песню. И назвали ее «Праздник Победы». Безыскусная песня, чисто «бардовская». Это ведь, знаете, принципиально иное, чем песня композиторская, профессиональная. Но люди полюбили эти «бардовские» песни, потому что в них была непосредственность чувства. Здесь другая степень искренности, вклада своего, личного. Щеголять мастерством эти песни и не собирались — им важно было выразить свое, понимаете? Сокровенное.
И то, что всех объединяло.
В этой песне про праздник Победы было наше ощущение войны. Люся очень много рассказывала о своем отце, песня была и про него.»
И поначалу казалось, что это отличный старт — быстро написалась песня, и быстро нашлась исполнительница. На отдыхе Людмила Гурченко разговорилась с певицей Маргаритой Суворовой, и оказалось, что та как раз нуждается в подходящей песне. Они быстро ее разучили, и уже осенью Суворова спела «Праздник Победы» на первом конкурсе советской эстрадной песни. Публика приняла ее на ура, пресса тоже вроде бы отозвалась одобрительно — что в песне, мол, интересно сочетается высокое патетическое начало с бытовым. «Неделя» писала: «В наши дни самодеятельные менестрели пишут песни глубочайшего своеобразия, они привносят в это искусство не слишком привычный для него интеллектуализм современной жизни, бесконечную искренность, касаются тем, совершенно не тронутых ранее. По-видимому, «Праздник Победы» — одна из самых крупных удач смотра. Здесь бытовая правда подкреплена самой высокой патетикой. Интерпретация Суворовой вполне соответствовала духу песни, не только талантливой, но и сложной для исполнения».
Потом Суворова поехала на гастроли, и везде «Праздник Победы» слушатели принимали очень хорошо. Дошло до того, что еще один певец попросил разрешения исполнять эту песню. Правда, пришлось немного переделать слова — из «эту песню я раненым пела в палатах», в «эту песню я мальчиком пел по палатам», но и Гурченко, и Иванова на такие мелочи не обращали внимания, они были счастливы, что их песню поют и любят.
А потом счастье разом прекратилось. То ли Союзу композиторов не понравилось, что какие-то дилетантки вылезают со своими песнями, да еще и удачными, то ли дело было в личной неприязни кого-то очень влиятельного, но «Праздник Победы» вдруг начали так громить в прессе и по телевидению, словно это была худшая песня за всю историю Советского Союза. Оскар Фельцман в газете «Советская культура» 21 октября 1965 года писал: «Непрофессиональные сочинения очень снизили художественный уровень выступлений некоторых певцов. На заседании Художественного совета по эстраде Министерства культуры СССР критике подвергалась песня Л. Гурченко на слова Л. Ивановой «Праздник Победы», ибо она компрометирует большую, серьезную тему, которой посвящена. Надрывность музыкальных интонаций, полная профессиональная неподготовленность автора музыки делают сочинение дилетантским».
Как только несчастную песню ни называли — и спекуляцией на великой теме, и игрой на чувствах народа. Критики с телеэкранов надменно заявляли: «Девочка в палатах, какой-то отец надел ордена и медали, разве о таком в песне поют? Ну, товарищи, ну нельзя же так!» Песню даже запретили исполнять на концертах в Москве, и с тех пор Суворова пела ее только на гастролях. И ее по-прежнему принимали очень тепло и душевно.