Иван Путилин и Клуб червонных валетов - Роман Добрый

Покончив с визитацией больных, приехав домой и отобедав, я только что собирался прикурнуть, как лакей мой доложил мне о прибытии любимого курьера моего гениального друга Путилина. Я поспешно вышел в переднюю.

– В чем дело, дружище?

– Письмо к вам от его превосходительства Ивана Дмитриевича.

Он протянул мне знакомый конверт.

– Что-нибудь случилось важное? – спросил я, поспешно распечатывая конверт.

– Случай, можно сказать, господин доктор, необыкновенный…

Но я не слушал его, весь погрузившись в чтение записки.

«Доктор, приезжай немедленно. Торопись, ибо я не могу из-за тебя находиться черезчур долго в страшном соседстве. Твой Путилин-».

– Что такое? – начал было я, но, махнув рукой и зная любимый загадочный стиль моего друга, наскоро надел пальто и помчался в сыскное к моему другу.

Курьер на своей неизменной тележке-тарантасе следовал за мной.

В сыскном, когда я туда приехал, я заметил на лицах служащих испуг, растерянность.

«Что такое случилось?» – мозжила меня мысль. Я быстро прошел знакомой дорогой в служебный кабинет Путилина, порывисто распахнул дверь.

– Ради Бога, Иван Дмитриевич, что такое?

Путилин, отдававший приказания своему помощнику, обернулся ко мне.

– А, это ты, доктор?..

– Как видишь.

– Так вот, не можешь ли ты оказать помощь этому несчастному господину?

И он сделал знак по направлению дивана. На нем, свесившись мешком, полулежал, полусидел молодой щеголь в бобровой бекеши, с лицом сине-бледным, с таким лицом, на котором мы, врачи, безошибочно различаем печать смерти.

– Дайте знать, Виноградов, прокурору, судебному следователю и нашему врачу.

– Сию минуту, Иван Дмитриевич.

Пока они говорили, я приступил к господину. Но лишь только я раскрыл его бекеш, как волна крови вырвалась и залила диван. Брызги крови ударили в мое склонившееся лицо. Голова господина зашаталась и свесилась еще ниже.

– Ну? – спросил Путилин.

– Да ведь он мертв. Это труп! – воскликнул я, неприятно пораженный тяжелым зрелищем.

– Ты исследовал?

Я открыл его глаза… Веки были свинцовые, зрачок – мертво остекленевший.

– Когда, приблизительно, наступила смерть, доктор?

– Сейчас, до подробного осмотра, это трудно определить, но судя по сокращению глазных нервов, можно думать, что не так давно. Часа два, полтора.

Помощник вышел отдавать распоряжения.

– Откуда у тебя появился этот несчастный?

– A-а, это крайне загадочная история. Видишь ли, минут сорок тому назад ко мне вбежал испуганный агент-дежурный и заявил, что на лестнице лежит тело какого-то господина… Я бросился туда и увидел этого господина. Думая, что он еще жив, я велел перенести его ко мне в кабинет. Но, увы, это был, как ты видишь, труп.

– Но как он попал на лестницу вашего сыскного отделения?

– Этого никто не знает, доктор. Один из недавно прибывших агентов, правда, видел, что какая-то карета, запряженная отличными лошадьми, остановилась у подъезда сыскного. Но, занятый другим делом, он не обратил ни малейшего внимания на это обстоятельство. Мало ли кто останавливается у нас в каретах?

– Ужасная рана! – вырвалось у меня. – Пуля попала, очевидно, в сердечную сумку. Смотри, какая масса крови!

– Ну и годок! – печально произнес Путилин. – Преступление за преступлением… Я начинаю думать, что криминальный Петербург скоро заткнет за пояс Лондон и Париж.

Не скажу, чтобы присутствие страшного посетителя-гостя было особенно приятно. Его открытые глаза, в которых застыл ужас предсмертных мук, были прямо устремлены на нас.

– Теперь ты понял, доктор, почему я тебя торопил?

– Да.

– Откровенно говоря, мне не особенно улыбается мысль затягивать визит неожиданного гостя.

Путилин посмотрел на часы.

– Они сейчас прибудут. Ну а пока скажи, каково твое мнение: убийство это или самоубийство.

Я еще раз сделал поверхностный осмотр трупа и ответил:

– Мне кажется, что самоубийство. В это место, то есть в сердце, очень редко целятся убийцы. Висок и сердце – это прицел тех, кто добровольно кончает жизнь.

– Браво, доктор, кажется, ты на этот раз не ошибся!

В кабинет входили спешной походкой представители власти.

– Что случилось, Иван Дмитриевич? У вас в кабинете? – здороваясь, спросил прокурор.

– Перенесен с лестницы. Ну, господа, приступайте.

Началась тяжелая, длительная процедура. Мой коллега совместно со мной осматривал труп. Путилин стоял рядом с судебным следователем, не сводя взора с трупа. Вдруг он быстро наклонился над ним.

– Что это вы так пристально разглядываете, ваше превосходительство? – спросил судебный следователь.

– Мел на жилете и на сюртуке самоубийцы, – ответил Путилин.

– Самоубийцы?.. А разве вы уверены, что это – самоубийство?

– А вот, не угодно ли, – усмехнулся Путилин, подавая тому листок бумаги, вынутый им из бобровой шапки мертвого человека.

Он протянул его следователю.

Тот громко прочел:

– «Сегодня – моя последняя ставка. Если она будет бита – я застрелюсь. Я проиграл все, что имел, и даже чужое… А. Г.».

– Ну вот и разгадка всей таинственности! – нервно рассмеялся Путилин.

Следователь и прокурор были озадачены.

– Значит, игра? Неудачная?

– Как видите, господа. Очевидно, ставка, последняя ставка этого господина была бита.

И он указал рукой на труп молодого человека.

– Да, но остается вопрос, кто этот господин… где он ставил свою финальную карту? – глубокомысленно изрек следователь, злясь на то, что Путилин по обыкновению первый пролил свет на загадочное происшествие.

– А это уж наш дорогой Иван Дмитриевич узнает. Ему и книги в руки, – облегченно вздохнул прокурор, радуясь упрощению дела.

– Но как вы предполагаете, ваше превосходительство: каким образом труп самоубийцы мог очутиться на лестнице сыскного отделения? – задал вопрос судебный следователь.

Путилин, низко склонившийся над трупом и исследовавший пальцы самоубийцы, выпрямился.

– Я оставляю за собой право ответить на этот вопрос позже, – сухо отрезал он. – Если бы сложные дела объяснялись и решались в полчаса, тогда… тогда, наверное, мы с вами, господин следователь, не были бы нужны русскому правосудию. Тогда вахтеры и курьеры могли бы исполнять обязанности следователей и начальников сыскной полиции…