Былого ищу следы… - Евграф Васильевич Кончин

Подорвавшись на подвесной мине, погибла сторож Елизавета Васильевна Корчагина. Затем была убита осколками мины другая сторожиха - тетя Дуся, Евдокия Фокина. (А почему бы ныне не поставить обелиск с надписью: «Здесь в 1942 г. при восстановлении музея погибли его сотрудники…»?

Пострадала и Головина - вместе с сотрудником местной милиции она шла к крепостной стене, чтобы показать ему перед тем обнаруженную мину, и неожиданно они наскочили на другую, прежде не замеченную. Милиционер был убит, а Веру Григорьевну ранило.

Как-то Данилова и Головина заметили странную большую мину, появившуюся при оттепели из-под снега. Они стали издалека бросать в нее камни, чтобы взорвать.

«Слава богу, что из нашей затеи ничего не получилось, - пишет мне Вера Григорьевна. - Потом саперы объяснили, что при взрыве и от нас бы ничего не осталось - мина-то была противотанковой! Вот какие мины для людей изверги понаставили!…»

В другой раз сторож Анна Степановна Григорьева заметила такую же большую мину, осторожно очистила ее от снега, чтоб видели ее и не наткнулись на нее, даже поставила вешку. После саперы хвалили ее, но категорически воспретили проделывать столь смертельные эксперименты.

Чтобы представить себе в полной мере всю опасность «музейной» работы в монастыре в зимние и весенние месяцы 1942 г., скажу, что на его территории было обнаружено более 500 мин! Более 500! По сто - на каждого сотрудника музея! Да, Новоиерусалимский музей возрождался на сплошном минном поле.

- Конечно, боялись мы эти мины, - признается Анна Васильевна. - Но были молоды, многому не придавали значения. Лишь сейчас, по прошествии стольких лет, подумаешь об этом и ужаснешься, каким опасностям мы себя подвергали, ведь смерть караулила нас ежедневно. На глазах гибли люди, наши сотрудники! Но работали. Потихоньку осматривали музейные помещения, Воскресенский храм, убирали снег, разбирали, как могли, обломки, вытаскивали из-под них разные музейные предметы…

Сколько было радости, когда в сохранившейся юго-восточной угловой части собора обнаружили большой, весьма оригинального письма портрет патриарха Никона, изображенного во весь рост. Произведение знаменитое, широко известное, упоминавшееся во многих научных трудах еще до революции, подробно описанное в «Истории русского искусства», издававшейся И. Э. Грабарем.

Когда Игорь Эммануилович приехал в музей, то прежде всего поинтересовался портретом Никона. Долго его осматривал, восхищался живописным письмом и негодовал на зверства фашистов - полотно было со многими прорывами и дырами.

- Писал его голландский мастер Даниэль Вухтерс! - рассказал Игорь Эммануилович. - Сразу видна опытная и уверенная рука человека, много возившегося с портретной живописью. В Москве в это время - в 1660-х годах - только ему, единственному иностранному художнику, такая задача была по плечу! Именно на него и пал выбор патриарха, пожелавшего оставить потомству не просто портрет, а целую картину, которая изображала его во время проповеди, среди сподвижников и учеников…

По указанию Грабаря полотно в 1946 г. было направлено в Центральные реставрационные мастерские, его восстанавливали опытные мастера. Портрету Никона посвящена большая статья известного искусствоведа Н. И. Романова в книге «Памятники искусства, разрушенные немецкими захватчиками в СССР», изданной в 1948 г. Кстати, сам И. Э. Грабарь совместно с С. А. Тороповым написал большую статью об архитектурных сокровищах Нового Иерусалима и о том огромном ущербе, который нанесли памятнику фашистские оккупанты.

Замечательное произведение экспонируется теперь в музее. Жаль, что экскурсоводы в рассказе о нем не упоминают о драматической его военной судьбе.

Затем нашли среди обломков камня и кирпича другое редчайшее произведение - живописное полотно с изображением Петра I на коне, написанное неизвестным художником начала XVIII в. Также поврежденное. Обнаружили старинные ткани, множество старых книг. В полуразрушенной башне наткнулись на огромный завал первопечатных изданий опять-таки вперемежку с… минами! Пришлось вновь вызывать саперов. Долго они возились, извлекли несколько десятков смертоносных ловушек.

А тайник-то? Как добрались до тайника? Дело в том, что Данилова и Головина не знали о его существовании. Лишь Вера Николаевна Игнатьева могла показать его расположение, но она находилась в эвакуации в Сызрани, работала в госпитале. Когда фашистов изгнали из Истры, она написала в областной отдел народного образования о тайниках, о срочной необходимости их осмотреть. Получила, как вспоминает, очень странный ответ, похоже, что ей просто не поверили… Послала еще одно письмо - снова от него отмахнулись. Тогда она обратилась к председателю Московского облисполкома, ее вызвали в Москву.

Устроилась она с сыном в Перово, в малоблагоустроенном общежитии для эвакуированных. До Истры приходилось ездить несколько часов, столько же - обратно. Жизнь складывалась нелегко. Когда первый раз побывала в Новоиерусалимском монастыре, увидела его развалины, то расстроилась, уверена была поначалу, что и тайники погибли. Потом разобралась, поняла, что один из них все же уцелел. Но как к нему пройти? Почти месяц расчищали к нему среди обломков кирпича и камня узенькую дорожку. Зато когда пробили наконец-то стену, ту самую, сложенную собственноручно из кирпичей, и увидели, что все-все сохранилось в целости, радости не было конца.

Три женщины извлекали вещи из тайника с августа по ноябрь. Большой вагон набрался. Отправили его в Москву, сложили ящики в ту самую церковь на Берсеневской набережной, где годом позже увидела их Евгения Ивановна Кожухова. Здесь и находились они до открытия музея в 1955 г.

Около тысячи экспонатов, сохраненных в тайнике, насчитал я в описях музейного архива. Описи за неимением бумаги составлены на обратной стороне объявлений, предостерегающих от заболевания сыпным тифом. Некоторые листы со следами грязи, в чернильных пятнах, в торопливых карандашных записях. Наверное, писались у развалин собора, подчас во время дождя - надо было торопиться до снега закончить работу. Ныне эти листки - документы памятных военных лет.

Просматриваю их. Ящик 3 - фарфор, стекло. Ящик 11 - церковная утварь. Ящик 13 - иконы, ткани, книги. Ящик 34 - часы, посуда. Ящик 51 - архив, различные музейные бумаги. Ящик 56 - евангелия, старинные книги. Ящик 67 - 32 старые книги, которые, как указано в описи, «сильно потрепаны и требуют реставрации». Ящик 69 - ковры. Ящик 74 - карты, топографические старинные планы, всего 270 наименований. Ящик 73 - 305 наименований. Ящик 74 - ковры, ткани…

Всего, повторяю, около тысячи предметов находилось в сохранившемся тайнике. Некоторые из них - истинные памятники истории и искусства.

Работники музея в это время и экспонаты собирали, особенно связанные с Великой Отечественной войной. Даже выставку трофейного оружия организовали. Только с ней получился казус, поэтому она просуществовала, к огорчению местных мальчишек, совсем недолго. Приехал какой-то полковник, посмотрел и ахнул:

- Так это