Очарованная луной - Сара Эдисон Аллен

– Я вижу, ты по-прежнему носишь одежду с длинными рукавами, – покачала головой Беверли. – Бог ты мой! Не представляю, как ты до сих пор не спарилась в такую-то жарищу.

– Это хлопок. В нем не так уж и жарко.

Джулия натянула рукава еще ниже и зажала манжеты в кулаках.

– Я тебя понимаю. Женщину шрамы не красят. – Беверли перегнулась через стойку и прошептала: – У меня у самой вот здесь, на лбу, есть небольшой шрамик, и я не хочу, чтобы его кто-нибудь видел. Поэтому я каждый раз и прошу Ивонну, мою парикмахершу, так укладывать челку.

Джулия с улыбкой кивнула, дожидаясь, когда ее бывшая мачеха наконец перейдет к цели своего появления.

Когда отец привел в дом Беверли, Джулии было двенадцать. Он тогда сказал дочери, что подумал – в доме нельзя без женщины, она ведь растет, нужно, чтобы было с кем поговорить о всяких женских делах, – как будто все это затевалось исключительно ради нее. Поначалу Беверли окружала девочку неусыпной заботой. Джулия была совсем крошкой, когда умерла ее мать, и поначалу ей даже казалось, что они втроем очень славно заживут. Потом Беверли и отец Джулии поженились, и порядки в доме мгновенно переменились. Отцовское внимание неизменно доставалось тому, кто активнее всего его требовал, и этой персоной была Беверли. Сколько бы Джулия ни дулась и ни закатывала истерики, а в более старшем возрасте ни красилась в ядерно-розовый цвет и ни резала себе руки, ей не под силу было тягаться с Беверли – обольстительной Беверли с ее взбитыми блондинистыми волосами, декольтированными блузками и неизменными туфлями на шпильке, которые та носила даже с шортами. Она окружала отца заботой: готовила ему еду, раскуривала сигареты, массировала плечи, когда он сидел перед телевизором. Однако едва стоило ему сказать ей хоть слово поперек, как он в мгновение ока лишался всех этих милостей, и Джулии больно было видеть, как отец из кожи вон лезет, чтобы вернуть себе расположение жены.

Брак их распался года четыре назад. Когда отец сообщил Джулии, что они разводятся (Джулия традиционно звонила ему раз в год – поздравить с Рождеством), он сказал в своей прямодушной беззлобной манере: «Беверли такая яркая личность. Я не мог дать ей того, что ей нужно».

А нужен ей был, как Джулия выяснила впоследствии, мужчина с толстым кошельком. Отец Джулии никогда не был особенно состоятельным, однако для человека, чье образование ограничилось всего лишь восемью классами, достиг немалого успеха. К тридцати годам он имел собственный дом и собственное дело, за которые целиком и полностью расплатился с банком. И счет деньгам он всегда умел вести превосходно, потому-то масштаб его долгов и стал для Джулии таким потрясением, когда он умер. Должно быть, Беверли промотала все, что у него было, а когда не осталось больше ничего, ушла от него к Баду Дейлу, который только что открыл свою вторую автомастерскую.

Джулия помнила, как впервые за много лет увидела Беверли на отцовских похоронах. С возрастом та немного сдала, но все еще обладала той способностью казаться красавицей, какой обладают женщины с крупными носами, даже когда на самом деле они не так уж и красивы.

– Жаль твоего отца, – сказала она тогда. – Если от него остались какие-нибудь деньги, дай мне знать. Я имею право получить свою долю, ты не считаешь? В конце концов, мы с ним двадцать лет прожили душа в душу.

Все это было сказано прямо в присутствии Бада Дейла.

Когда Джулия продала отцовский дом, а то немногое, что осталось после погашения долга, пустила в уплату по закладной за ресторан, Беверли рвала и метала. Часть этих денег должна была достаться ей, твердила она. Но как только до нее дошло, что Джулия намерена остаться и работать в ресторане, чтобы потом, расплатившись с долгами, продать его с выгодой, она стала время от времени возникать на горизонте, чтобы напомнить бывшей падчерице: ей, Беверли, разумеется, тоже причитается доля прибыли. Как будто они действовали заодно.

– Здесь всегда по утрам так пусто? – осведомилась та, жестом подзывая к себе официантку. – Мне два завтрака навынос. Сделаю Баду сюрприз, побалую его на работе. Он никогда не поверит, что я поднялась в такую рань.

– Скоро здесь яблоку негде будет упасть, – заверила ее Джулия.

– Очень надеюсь. Мне кажется, вы ничего не делаете, чтобы привлечь побольше клиентов на завтрак. Ты только и знаешь, что печь свои торты. – Она ткнула в сторону доски с меню. – Неужели люди каждый день съедают такую прорву десертов? Если что-то остается нераспроданным, это ужасное расточительство.

– У нас никогда ничего не остается. Я уже собиралась уходить, Беверли, – сказала Джулия сухо. – Ты что-то хотела?

– Ой, да брось ты. Куда тебе идти? У тебя только и есть что работа и дом. Вся в своего отца.

Джулия с трудом удержалась от улыбки. Когда-то она восприняла бы это сравнение как комплимент. Теперь же ей хотелось закричать: «Нет! Я добилась неизмеримо большего!»

– Я знаю, ты через несколько месяцев собираешься продать это заведение. Поговаривают, что Шарлотта не прочь выкупить его у тебя. Я просто хотела сказать, что это не такая уж и хорошая идея.

– В самом деле?

Шарлотта была в ресторане управляющей, и более подходящую кандидатуру для продажи искать едва ли стоило. Она не просто досконально знала свое дело, она болела за него всей душой. Теперь это было для Джулии важно. Когда она только вернулась в город, то готова была продать ресторан первому встречному. Теперь, проработав тут какое-то время, поняла, что ее долг перед отцом – передать дело его жизни кому-то, кто любил бы его так же, как он сам. Вот что сделало с ней слишком долгое пребывание в этом городке. Она превратилась в сентиментальный кисель.

– Я подумала, что ты можешь решить уступить ей ресторан за меньшую сумму, чем следовало бы, только потому, что она давно здесь работает. А ведь смысл всей затеи в том, чтобы выручить как можно больше денег.

– Спасибо за заботу, Беверли.

Официантка принесла пакет с двумя пенопластовыми судками и протянула его Беверли. Та взяла, не сказав даже спасибо.

– Увидимся в ближайшее время, – прощебетала она. – Обсудим условия раздела. Чтобы все было официально и по-честному.

Джулия промолчала, хотя делиться с бывшей мачехой отнюдь не собиралась. И пусть Беверли хоть лопнет от злости, когда обо всем узнает. Она все равно не будет при этом присутствовать. А Беверли пускай себе верит в