Вожделенные произведения луны - Елена Черникова

сохрани, я даже крещена в тридцать лет. Сознательно, сама, по любви, влечению, убеждению, словом, как надо, так и крещена. Это у них, оголтелых, рудименты чешутся.

Повесть моя о редакционных буднях огорчила ребёнка не на шутку. Он полагал, что в окрестности храма правды все святые. Почему он так полагал!..

— Давайте найдём анонимщиков, — загорелся Магиандр. — Покажем их гнусную сущность, как говорил папа.

— Давай. Заодно развеемся, расшевелимся, а то страшно. Будто гидра ползёт прямо из-под пола, а у меня нет гидрокостюма.

Магиандр улыбнулся, а можно было и посмеяться. Устал. И вдруг, помычав, помотав головой, покусав пальцы, подробно обрисовал положение в семье: горе отца, смятение матери, изувечение драгоценной книги, саднящие воспоминания о новосибирском докладе, общий упадок.

— А что за рудименты у них чешутся? — уточнил он по окончании.

— Тотальное — оно удобное. На миру и смерть красна. Кто не с нами, тот против нас. Цитаты любишь? Ну впитывай: «Вокруг нашей эпохи никогда не исчезнет ореол величия: мы строим коммунизм. В ходе этого великого созидательного процесса формируется новый человек. В нём развиваются и совершенствуются замечательные жизнеутверждающие качества: наслаждение общественно полезным трудом, неутолимая жажда знаний, творчества, сила разума, величие и чистота нравственных свойств, душевная цельность, чувство прекрасного в жизни, в людях, в искусстве, богатство и утончённость всей духовной культуры»6.

— Да это же мой папа! — радостно воскликнул Магиандр и тут же поник, мгновенно сообразив, что радоваться особенно нечему. — Он это цитировал.

— Не грусти. Оно во всех советских понемногу, но у кого-то сей пафос уже вызывает законное чувство стыда, поскольку, помимо дурного вкуса, тут выпирает гордыня в чистом и совершенном облике. А у кого-то не вызывает никакого стыда, и чудовищно хочется жить в облаке слов, эмоций, возвышающих тебя не по заслугам, а по имманентности: советский, коммунистический — значит, лучший. Это раньше. Теперь надо искать другое дерево. Нашли.

— Но ведь автор, процитированный, врёт, я чувствую фальшь, я же учу стилистику…

— Разумеется, врёт. Чистота нравственных свойств как жизнеутверждающее качество! Стилистика была хоть куда! Стильная. Чеканка. Живучая, очень живучая… Только бы не я грешный, только бы другие.

— Ой, — вдруг огорчился Магиандр. — А это моя мама…

Я невольно обернулась, но в кафе никого больше не было.

— Вы не поняли, — грустно сказал мальчик. — Её слова, позиция. Я всю жизнь смутно чувствовал, но мама у нас очень молчаливая, однако, знаете, полувзгляд, оговорки, жесты…

— Ладно, Магиандр, давай не будем осуждать родителей, они сами разберутся, а ты лучше скажи, как сам-то дальше? Твои письма горячие, волнуешься ты, понимаю, но как-то надо всё это урегулировать. Мне уже не привыкать: бред и бред. А ты молодой, талантливый, я читала твои басенки.

— Не знаю. Подумаю, почувствую, к батюшке в храм схожу…

Мы расстались почти друзьями. Я побежала на всё ещё любимую работу, а Магиандр пошёл к батюшке, погружённый в тягостные думы. Наверное, о стилистике времён и лексике греховности.

Глава 18

Взяло кота поперёк живота. Не стерпела душа — на простор пошла. От своей тени не уйдёшь. Хлеб за брюхом не ходит

Аня мчала мерсик по Кутузовскому проспекту. Профессор, по жизни бесстрастный пешеход, любознательно вглядывался в город из подвижного оконного ракурса и ощущал мировоззренческую разницу. Правду говорят: единожды промчался по осевой, с мигалкой на крыше, — всё, другой человек. Кто сел к блондинке в мерседес, тот… но такой приметы пока нет. Или есть?

Промелькнула подворотня, близ которой он провёл первый раунд одаривания прохожей дамы, в день потешного замысла рассовать по людям их любимые ложные ценности, раздать котят в добрые руки. Не даются добрые руки. Своих котят полно…

Теперь, окрылённый духом спасательства своей любимой, он захотел подвига. Возжаждал. Взалкал. Сильно.

Он проникся полумистическим интересом: могут ли эти самовральные двуногие механизмы сложиться полями, высокой волной поднять энергию вековечного заблуждения — и выдать ему человеческое чудо? Пусть откроется форточка, и карлсон осыплет голову коллекционера тремя тысячами евро на реставрацию краденой Библии, умученной на профессоровой кухне пошлой дурой с точечными глазками!

Вихри времени! Мхи, кораллы неизвестного наросли на людях, пока он мирно копал жанры, стилистику, любовался удавом, разбрасывающим буквы. Надо же: вспомнив удава, вмиг увидел его; толстая строка, выползающая из закромов сознания, повиливая бриллиантово-чешуйчатым телом, сладострастная, призывная — возьми, мни, тискай, может, подарю тебе текст, а может — уползу обратно, только меня и видели.

— Брысь… — шепнул удаву Кутузов, но Аня расслышала и сбросила скорость.

— Что? Слишком много кошек?

— Милая водительница! Я навалился на вашу голову со своими собственными кошками, удавами. Не обращайте внимания. Почему вы решили помочь мне?

— Удавами?! Давайте по понятиям: от скуки. Сойдёт? Вам же всё равно — почему.

— Мне ведь всего-навсего нужно три тысячи простых российских евро…

Аня посмеялась над простыми евро, но машину держала крепко.

Спутники мотались по городу, разыскивая «одного знакомого» Ани, у которого точно есть свободные простые, но его видели то там, то сям, и через пару часов знакомый исчерпался.

— Что ещё можно сделать? — озабоченно спросила девушка, притормозив у кафе.

— Перекусить?

— А как с… простыми?

— Ну, на чай-то простой у меня найдётся, из трёх блюд вполне.

— Пошли, — обрадовалась девушка, убедившись, что мужик не совсем пропащий.

Увидев эту парочку, Магиандр покорился судьбе и на всякий случай повернулся спиной, чтоб его не заметили. Он вернулся в это кафе, поговорив со своим духовником, и пребывал в покое. Батюшка убедил его, что скорбями все и спасутся. Магиандр поверил.

Взял компот. Те двое, неловко ухаживая друг за другом, расположились в дальнем углу, заказали комплексный обед и принялись перешёптываться. До слуха сына долетали только мелкие частицы, — досадно. Любопытство пришлось окоротить.

Волнение всё-таки вернулось. Не то чтобы Магиандр опасался за целостность их семьи, глупости не рассматривались, но кольнула сама раскладка: попавший в переплёт отец ищет на стороне.

«А ты? Сам-то что сделал, чтоб у тебя искали поддержки? — печально указал себе сын. — Тебя воспитывали, кормили, ты умничал, как мог, а теперь возревновал, видите ли, что у тебя не спросили, как жить дальше…»

«Но я же хотел помочь! Я и в редакцию написал, я к батюшке ходил! — возмутилась другая сторона. — Я старался, я и сегодня стараюсь, мне страшно за него, книга погибает, мир его рушится…»

«Тебе же сказали: оставь его. Их обоих оставь, родители сами разберутся…»

«Ну как это можно? — выступила собеседница. — Мы же фамилия, семейство, дом…»

«А у каждого свой путь» — успокоила Магиандра философская банальность.

От угла радостно донеслось:

— Мне ещё бабушка говорила: если на вашем пути постоянно возникают непреодолимые препятствия — сойдите! Значит, не ваш путь! — сказала Аня.

«Хорошая у девушки бабушка была». Магиандру понравилась идея, несколько противоречившая его представлению о борьбе и препятствиях, но девушка так звонко, мило и решительно высказала её, что захотелось кинуться на истинный путь, не содержащий непреодолимых препятствий.

Он решил дождаться: пусть они выйдут первыми. Обнаружишься — неловкость неизбежна. Магиандру не хотелось пугать их. Если в лихолетье Бог послал отцу блондинку, значит, пусть отец и спасается этой скорбью. Утончённая мстительность пассажа понравилась автору, потом он опомнился и перекрестился.

Ждать пришлось почти час. Они всё-таки ушли, явно подружившиеся крепче. Трапеза сближает.

Глава 19

Одному с женою радость, другому горе. Муж задурит — половина двора сгорит; а жена задурит — и весь сгорит. Мужнин грех за порогом остаётся, а жена всё домой несёт

Ночь в собственном доме, на своей кровати, но всё другое, радикальная смена караула.

Странное существо, похрипывающее рядом, сопящее узеньким носиком, и глазки-точки закрыты, заперты, кажется — спит она, благоверная. Кто эта женщина-изувер?

Сын тоже сам по себе, за толстыми стенами миражей. Небось опять цитаты проверяет. В целом неплохой парень, хоть и чудовище. Чувствительный он, кажется.

А куда-то отпарковала свой мерседесик блондинка, милая и современная,