Установления и обычаи двора халифов - Хилал ас-Саби

это цель в вере и путь [к ней], а сидад — достаточность. Все то, чем ты что-либо удовлетворяешь, — сидад". Сказал ал-Ма'мун[213]: "Прочти мне самый пленительный арабский стих". Я сказал: "Слова Хамзы ибн Бида[214] об ал-Хакаме ибн Марване[215]:

Она говорит мне, а все спят:

"Останься еще на день". А я не остался.

"К кому ты отправляешься?" Я ответил:

"К кому я мог бы пойти, кроме ал-Хакама.

Когда оба его стража у палатки скажут ему:

"Вот Ибн Бид [уже] у наших дверей [стоит]", а тот улыбнется,

/55/ [я скажу ему]:

"Я воспел тебя в стихах, [не взяв за них вознаграждения], и ты принял их,

Так воздай мне, если можешь, награду за мои слова".

Сказал халиф: "Прочти мне самые справедливые слова арабов". Я произнес: "Это слова Ибн Абу 'Арубы ал-Мадани[216]:

Если сын моего дяди отсутствует,

я защищаю его всегда.

Моя победа — в его пользу, даже если бы он был человеком,

лишившимся [своего места] на земле и на небе.

Если бы обстоятельства причинили вред его скоту,

то наши здоровые [животные] поддержали бы его [животных], больных чесоткой.

Если бы он просил [собрать войско], я собрал бы и помогал бы ему.

Если бы он впал в нужду, я бы разделил ее с ним[217].

Если бы он позвал меня отправиться в трудную дорогу, я сел бы ради него в седло.

Если бы к нему пришла удача, я не следил бы за тем, что [делается] за его палаткой (я не завидовал бы ему).

/56/ Если бы он надел красивую одежду, я не сказал бы:

"Ах, если бы на мне [был] его красивый плащ!"

Воскликнул ал-Ма'мун: "Браво! Будь благословен твой отец! Прочти [что-нибудь] о добре". Я процитировал некоего поэта:

Рука добра — добыча, где бы она ни была,

все равно, ухватится за нее неблагодарный или благодарный.

У благодарных [она] преумножится,

а неблагодарным Аллах воздаст по заслугам.

Халиф потребовал чернильницу и свиток и написал что-то, о чем я не знал. Затем сказал мне: "Как говорят о тураб[218] по форме аф'ил?" Я сказал: "Атриб". Он спросил: "А о тин?" Я ответил: "Тин". Он спросил: "А как это [сказать] о письме?" Я сказал: "Мутрабун, мутинун". /57/ Он заметил: "Второе лучше, чем первое". Он приказал мне передать эту записку ал-Фадлу ибн Сахлу[219], и я отправился с ней к нему. Когда тот прочел ее, то спросил: "Почему эмир верующих подарил тебе 50 тысяч дирхемов?" Я рассказал ему [все]. Он воскликнул: "Удивительно! Ты заставил эмира верующих говорить, отступая от грамматических правил?"[220]. Я возразил: "Нет, но я показал ему, что Хушайм говорил неверно". Ал-Фадл приказал [дать] мне от себя [еще] 30 тысяч дирхемов, и я вернулся домой с 80 тысячами”.

Одним из лучших правил и [проявлением] мягкости характера ал-Хасана ибн Сахла[221] [являлось то, что] когда кто-нибудь из его катибов представлял ему рукопись письма, уже составленного, а он хотел изменить в нем какие-нибудь слова, то говорил ему: “Клянусь Аллахом, ты хорошо знаешь, понимаешь и разбираешься [в содержании] того, что написал. Но как ты думаешь, если это слово заменить тем-то? А это выражение тем-то?” Катиб отвечает: “Пусть эмир сделает так”. Тогда он говорит: “Вот ты сам и исправь это своим почерком”.

Если господа поступают так по отношению к подданным, то что ты скажешь о том, как следует вести себя подданным по отношению к господам!

Не в правилах, чтобы кто-нибудь в присутствии халифа называл кого-то по кунье, кроме тех, /58/ кому он оказал честь, присвоив кунью и дав право на это звание. Нельзя [также] произносить имя халифа [в его присутствии], если чье-то имя совпадает с его именем. Рассказывали, что Сулайман ибн 'Абд ал-Малик[222] сидел как-то, принимая посетителей. Явился юноша из племени 'абс, [человек] дородный, красивый, чей вид радует глаз. Спросил Сулайман: “Как зовут тебя?” Он ответил: “Сулайман ибн 'Абд ал-Малик”. Халиф отвернулся от него, когда [услышал, что] их имена совпадают. Тогда юноша сказал ему:

“Пусть не страдает тот, чье имя совпадает с твоим, только прикажи. Я меч в твоей руке. Ударь им (мною), и он (я) разрубит. Если ты прикажешь мне, я повинуюсь. Я стрела в твоем колчане, выстрели ею, и она (я) попадет прямо в цель”. Спросил его Сулайман: “Что бы ты сказал, если бы повстречал врага?” Тот ответил: “Я бы сказал: "Довольно мне Аллаха! Нет божества, кроме Него; на Него [я положился]"[223]”. Сказал халиф:

“Разве ты удовлетворился бы этим, если бы повстречал врага?” Юноша возразил: “Ведь ты спросил меня о том, что бы я сказал, и я ответил тебе. Если бы ты спросил о том, что бы я сделал, то я бы ответил [так]: если бы это произошло, я дрался бы мечом, пока бы он не согнулся, я колол бы копьем, пока бы оно не сломалось. Я знаю, что, хотя мне и больно, им (врагам) больно [тоже]. Я надеюсь [получить] от Аллаха то, на что они не надеются”. Спросил его Сулайман: “Ты читал Коран?” Тот ответил “Да, я читал его, когда, был маленьким, но очень стремился постичь, когда стал взрослым. Я следовал его заповедям и учился на нем опыту”. Спросил халиф: “Нуждаешься ли ты в деньгах или живешь в достатке?” Он сказал: “Я живу с родителями и не испытываю нужды благодаря им”. Спросил Сулайман: “Ты почтителен к ним?” Юноша ответил: /59/“Я с ними смиренен и кроток и молю Аллаха о том, чтобы он дал им здоровье и чтобы он встретил их в день Страшного суда приветом и удачей”.

Если нужда заставит употребить какое-нибудь [слово], совпадающее [по звучанию] с именем одной из женщин повелителя[224], или [произнести] что-то неприличное, дурное, нужно прибегнуть к иносказанию. В этом нужно избегать [всего] того чего не выносит сердце и слух, как [это] сделал 'Абд ал-Малик ибн Салих[225], подаривший ар-Рашиду розы. Он написал “Я послал господину эмиру верующих розы из его сада около его дома, в котором я живу, положив их на