у него хранились остальные отчеты. Он приказал привести двух секретарей, которых звали Йунус ибн Зийад и Йахйа ибн Рашид. К нему никого не допускали. Он уединился /
40/ с ними, чтобы выяснить все, что израсходовано и поступило. Им понадобился человек, чтобы писать, и они прибегли к помощи мальчика — сына Йахйи ибн Рашида, не разрешая ему возвращаться домой ни в первый, ни во второй день. Они занимались своим делом два дня и две ночи и выявили, что за Фараджем числится огромная сумма. Мой дед Махлад вычел из его долга все, что имело оправдание, — в итоге было установлено, что [Фарадж присвоил] свыше 32 миллионов дирхемов. Когда сын Йахйи на третью ночь вернулся домой, его дядя со стороны матери, живший вместе с ними в одном доме, приверженец Фараджа, спросил его: "Сынок, что случилось? Почему ты не возвращался почти двое суток?" Он продолжал выспрашивать и выпытывать, обещая ему подарок от Фараджа и благодарность, пока тот не признался во всем. Он рассказал ему о том, что вышло против Фараджа, что осталось и что сброшено со счета. Этот человек бросился к Фараджу и рассказал ему о том, что поведал ему племянник. Фарадж впал в панику, не взвидел белого света и решил, что благополучие его погибло, И [вот] той ночью он пришел пешком, а не [приехал] на лошади, в сопровождении единственного слуги, без свечи к воротам моего деда и увидел, что они заперты. Он позвал бывшего у нас слугу, которого звали Тариф, тихим голосом: "О отец такого-то, это я у ворот!" Слуга услышал его голос, узнал и спросил: "Абу-л-Фадл?" Тот сказал: "Да, я хочу переговорить с тобой тайно, так что ты не повышай голоса". Слуга вышел к нему и спросил: "Что тебе, господин мой, и что это за вид?" Фарадж сказал: "Помоги мне сейчас же пройти к твоему хозяину". Слуга ответил: "Он поднялся на крышу и занят [там] с женщинами. В этом случае я не могу появляться у него и разговаривать с ним". Но тот продолжал его улещать и домогаться [своего], дал ему кошелек с динарами и сказал: "Вот тебе 400 динаров, возьми их и постарайся [для меня]". Алчность проснулась в слуге, и он поднялся по лестнице. Рассказывал Тариф [дальше]: "Когда я. подошел к месту, [где находился] мой хозяин, я кашлянул, и он сказал испуганно: "Что привело тебя в это время, ведь обычно [этого] с тобой не случалось? Почему ты осмелился [сделать] то, что тебе не дозволено?" Я ответил: "Я хочу сообщить тебе добрую [весть]". Он встал наверху лестницы и сказал: "[Ну], что [там] у тебя?" Я ответил: /
41/ "Фарадж у твоих ворот, а с ним один гулям без свечи". Он помолчал мгновение, затем повернулся в мою [сторону] и сказал: "Он одарил и заинтересовал тебя, и [поэтому] ты осмелился так сделать? Скажи мне правду". Я ответил: "Да" — и показал ему кошелек. Он сказал: "Верни его назад, возьми столько же [от меня] и введи его ко мне в дом". Слуга продолжал: "Я вернулся к Фараджу и рассказал ему, что произошло, вернул кошелек, и это огорчило его и опечалило. А господин мой спустился, сел в своей приемной, и Фарадж вошел". Когда он подошел, [Махлад] поднялся ему навстречу и поцеловал его, а [Фарадж] стал просить извинить его за проступок. Он упал перед ним на колени, долго плакал, потом сказал: "Аллах! Аллах! Пощади меня, мою жизнь, моего сына, не губи меня, не ввергай в нищету, прости за все, что я совершил!" Сказал ему Махлад: "Даст бог, я так и поступлю. Но что случилось и что заставило тебя так говорить?" [Фарадж] ответил: "Я слышал, что приказал тебе эмир верующих, и узнал, что ты извлек из моего отчета и отбросил все, что было в нем оправданием для меня, оставив после этого то, в чем [заключены] моя погибель, бедность и невзгоды до конца моих дней. Побойся Аллаха, ради меня и тех, кто за мной [стоит][173], ты знаешь, что их много!" Они продолжали говорить, пока мой дед не сказал: "Разве не поступил ты со мной так-то, но я перенес [это]. Ты завел против меня интригу в таком-то деле — я стерпел. Ты стремился уничтожить меня в такое-то время и лишить меня благосостояния — ты не щадил меня. Ты давал одну клятву за другой — и не сдержал [ни одной]". Он перечислял одно за другим, факт за фактом. Тот сказал: "Ты прав во всем, что говоришь. Все, что я сделал, [действительно] скверно, но будь снисходителен ко мне и прости! И, клянусь Аллахом, покончим с ложной клятвой! Не встать мне с этого места, если я причиню тебе зло. Я буду одним из самых преданных тебе [людей]. Прости мне грех и прояви благородство!" Сказал ему мой дед:
"Клянусь Аллахом, я принимаю оказанную мне Аллахом милость и вознаграждение в отношении тебя. Более того, я отплачу тебе добром, удерживая при себе доказательства против тебя, хотя уверен, что ты не оставишь своей привычки и не откажешься от вражды. Воистину, то, что /42/ ты сделаешь потом, гораздо хуже того, что я испытал из-за тебя в прошлом". Фарадж воскликнул: "Пусть я буду сыном падшей женщины! Прошу у Аллаха возмездия и наказания!" Махлад спросил "Чего ты хочешь?".
Тот ответил: "Я знаю, что было между тобой и эмиром верующих. Знаю, что ты не оправдал меня перед халифом ни в чем". [Махлад] сказал ему: "Против тебя при спешном рассмотрении вышло то-то и то-то, за вычетом того, на что [существует] приемлемое доказательство в твою пользу или оплаченный счет. После [всего] этого ты должен по такой-то статье — столько-то, а по такой-то — столько, — и он предъявил ему одно за другим, а тот подтверждал: — Это верно. В этом ты [был] беспристрастен, я признаюсь во всем, и то, что лежит перед тобой, — правильно. Будь столь милосерден, запиши на мой счет 20 миллионов дирхемов". Сказал Махлад: "А если бы я установил 15 миллионов дирхемов?" Тот ответил: "[Этим] ты поддержал бы меня и увеличил милость свою". Махлад спросил: "А если бы я положил 10 миллионов дирхемов?" Фарадж ответил: "Ты сделал бы меня своим рабом". — "А если бы я оставил 5 миллионов дирхемов [за тобой]?" — "Это то, на что я не смею надеяться и за что не в состоянии выразить свою признательность". —
