Дитя Ойкумены - Генри Лайон Олди

– А мне бояться не нравится…

– Вот! Вам это не нравится. А другим людям? То-то же! Еще подумайте: вам понравится, если кто-то станет подслушивать ваши мысли?

– Нет!

– Нет!

– Пусть только попробует! Я ему ка-ак дам по лбу…

– Вот себе и дай! Ты вчера у меня в голове копался!

– Ничего я не копался…

– Копался! Я знаю!

– Ну, капельку… ты ж «Сказки Гуся» спрятала, а я не знал, куда…

Прыщики, подумал Гюйс. Зеленые. Клод прав. Неизвестно заранее, что за цветок «вылупится» из такого бутона. Зато я знаю точно, как из наивных, «малышастых» уроков по социо-адаптации вырастает университетский курс лекций по прикладной синцименике. На Хиззаце, в Академии имени его высочества Пур Талелы XVI, куда меня пригласили для участия в конференции, маститые академики пялились на мой татуированный нос – и заваливали вопросами, пытаясь найти брешь в ларгитасской адапт-системе.

В принципе, можно было свести татуировку на время пребывания в Академии. Это разрешено. Вне Ларгитаса мы не обязаны «светиться». Я так и не смог объяснить ученым мужам, что татуировка – не знак принадлежности к гетто. Скорее – знак касты, профессии; метка силы. Они не понимали. Они думали – клеймо.

Вот ведь дураки, а еще академики…

Нигде, говорили они, нигде в Ойкумене, кроме Ларгитаса и его колоний, телепат не обязан выделяться. Права человека, говорили они. Свобода, говорили они. Ценности демократии. И статуя Пур Талелы милостиво взирала на подданных с высоты постамента, соглашаясь. Ваша система ограничений, якобы ведущая к счастью общества и индивидуума, говорили они. Ваша наукратия, помешанная на ученых титулах. Кавалер вместо адъюнкта, барон вместо приват-доцента, виконт-доцент, герцог-профессор (ординарный профессор, поправлял их Гюйс); Совет королей физики и математики, политики и ноотехники, имеющих право вето на законы, принимаемые парламентом…

– Тихо, тихо! После урока разберетесь!

Гюйс уловил в голосе Клода собственные интонации. Парень вошел в роль. Это хорошо. Умение сохранять «инфо-слепки», чтобы «одевать» личностный «манекен» – один из козырей Леуша. Ему бы еще индивидуальность подразвить… Опасность, вечно подстерегающая телепасса: слишком легко делать чужое – своим.

Волосы покрасил, придурок.

– Вот видите: чуть что, сразу в лоб, – Клод выдержал паузу, чтоб дошло до каждого. – Поэтому нам всем нужно держать блок. Кто знает, что такое блок?

Зеленый нимб вспыхнул над головой Лайоша:

– Это защита. Как броня у генерала Ойкумены.

– А зачем нам броня?

– Чтоб мысли из головы не вылетали.

– В целом, верно. Но защиту надо ставить в двух направлениях: наружу и внутрь.

– И эмпатам тоже?

– И эмпатам. Кто скажет, зачем?

Молодец парень, подумал Гюйс. Раскручивает детей на вопросы. Заставляет думать, отвечать, вертеть соображалкой. Из него выйдет толковый учитель… Впрочем, не стоит бежать впереди звездолета.

– Чтоб чужой страх не залетал!

– И эти… Эмопции!

– Эмоции. Просто одним больше нужно защищаться изнутри, а другим – снаружи. Потому что все – разные. С разными способностями.

Гюйс уловил легкое касание, исходившее от Клода. В нем крылся вопрос: продолжать? Классификацию, да? Не усложняй, ответил Гюйс. В дебри не лезь. Исходящие до сих пор даются парню с трудом, отметил он. Плохой контроль моторики при посыле. Все силы и внимание уходят на само действие.

Погоняем на факультативе.

– Телепаты и эмпаты бывают активные и пассивные. Пассивные считывают чужие мысли или чувства. Активные – передают свои. Вы уже знаете, кто из вас – кто?

– Карлик – пассивный!

– Сам ты карлик! Я выше тебя вырасту!

– Это еще что? – нахмурил брови Клод. – Ты, малявка… Лайош, ты зачем его дразнишь? Рад, что вымахал, кузнечик? Ты у меня допрыгаешься!..

Лайош сгорбился, вжавшись в парту. «Ой! Сейчас как даст по шее!» – явственно читалось в позе «кузнечика» и без помощи телепатии.

– А у меня папа тоже не высокий, – вдруг сказала Регина. – Зато он капитан! Целым корветом командует. Понял, Карл? А знаешь, как он в батутеннис играет? Лучше всех!

– Ага, – кивнул Карл. – Я тоже буду капитаном! А пассивным – не буду!

Едва оттаяв, он снова насупился.

– Ну, это не выбирают. Это от рождения. Как цвет волос…

Клод вспомнил, какого цвета его собственные кудри, и смутился.

– Клод прав. Наши способности – от рождения. Но пассивный телепат не хуже и не лучше активного, – пришел на выручку Гюйс, вставая. – Например, активный телепат не может так глубоко проникнуть в чужие мысли, как пассивный. То, что для телепакта – закрытая комната, телепасс читает, как запись в блокноте. А внешнее хватает слету! Сильному телепассу нужен мощный блок. Верно, Клод?

– Угу, – буркнул Клод Лешуа, телепасс с предельной глубиной проникновения.

В свое время, пока парня не научили блокироваться наглухо, он чуть не рехнулся. Чужая информация днем и ночью ворочалась в его мозгу. Призрачные голоса, зыбкие картины – лишая сна и разума, растаскивая личность, как мозаику, на кусочки. Клод тонул, задыхался, шел на дно. Родители, колонисты с Фараджа, полагали это бесовским искушением. И лечили постом, молитвами, бичеванием…

К счастью, «Лебедь» успел вовремя.

КОНТРАПУНКТ

РЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА

(из дневников)

Жестокость – изнанка обиды.

Ненависть – изнанка слабости.

Жалость – изнанка взгляда в зеркало.

Агрессия – тыл гордыни.

Теперь возьмем всё это – плюс многое другое – разделим на бумажные жребии, бросим в шляпу, встряхнем, хорошенько перемешаем и начнем тянуть билетики в другом порядке. Думаете, что-то изменится? Ничего подобного. От перемены мест слагаемых, даже если слагаются не числа, а чувства…

Банальность – изнанка мудрости.

– Номер вашей машины? – спросил охранник.

– 174-НР-45, – ответил капитан ван Фрассен. – Всестихийник модели «Луч».

Охранник кивнул и подошел к сенсорной панели. Глубокий старик, он двигался медленно, с предельной осторожностью. Словно ждал, что с минуты на минуту в ржавом механизме его тела хрустнет и сломается какая-нибудь важная деталь. Кожа лица и рук, открытых до локтя, чуть-чуть мерцала в сумраке «дежурки» – число допустимых сеансов омоложения этот человек исчерпал. Один из тех, подумал капитан, кто не мыслит себя без работы. Охрана платной городской стоянки – синекура для трудолюбивых старцев. Здесь легко – и гораздо быстрее – справился бы автомат.