Метро 2034 - Дмитрий Глуховский

Несмотря на приближающийся час расплаты за безбожие, Гомертак и не смог заставить себя поверить ни в Господа, ни в дьявола. Но если быЧистилище существовало, для старика оно приняло бы именно такую форму. Сизифбыл обречен на борьбу с тяготением, Тантал приговорен к пытке неутолимойжаждой. Гомера же на станции его смерти ожидал мятый китель машиниста и этотчудовищный призрачный поезд с отвратительными пассажирами-горгульями, насмешкамстительных богов. И после отправления состава с платформы туннель, как в однойиз старинных легенд метро, сомкнется в ленту Мебиуса, в дракона, пожирающегосвой хвост.

Хантера эта станция и ее обитатели больше не интересовали.Остаток зала отряд преодолел скорым шагом: Ахмед и Гомер еле поспевали засорвавшимся с места бригадиром.

Старика подмывало обернуться, закричать, выстрелить —спугнуть это обнаглевшее отродье, отогнать тяжелые мысли. Но вместо этого онсеменил, опустив голову и сосредоточившись на том, чтобы не наступить начьи-нибудь догнивающие останки. Понурился и Ахмед, занятый своими думами. И вэтом их безоглядном бегстве с Нахимовского проспекта никто уже не думалосматриваться вокруг.

Пятно света от фонаря Хантера суетливо летало из стороны всторону, словно следуя за неким невидимым гимнастом под куполом этого зловещегоцирка, но и бригадир уже не обращал внимания на то, что оно цепляло.

В луче мелькнули на долю секунды и тут же сгинули во мракеникем не замеченные, свежие кости и не до конца еще обглоданный череп — явночеловеческий. Рядом бесполезной скорлупой валялись стальная солдатская каска ибронежилет.

На облезлом зеленом шлеме по трафарету было белой краскойвыведено: «Севастопольская».

— Папа… Папа, это я, Саша!

Она осторожно ослабила брезентовый ремешок, перетягивающийстрашно распухший подбородок, и сняла с отца каску. Запустила пальцы в еговзопревшие волосы, поддела резину, стянула и отбросила противогаз, похожий наскукожившийся, мертвенно-серый скальп. Его грудь тяжело вздымалась, пальцыскребли гранит, водянистые глаза не мигая уставились на нее. Он не отвечал.

Подложив ему под голову ранец, Саша бросилась к воротам.Уперлась худеньким плечом в огромную створку, вдохнула глубоко-глубоко искрипнула зубами. Многотонная железная глыба нехотя поддалась, поплыла и скряхтеньем встала на место. Саша лязгнула засовом и сползла на пол. Толькоминуту, всего одну минуту — перевести дух, и она тут же вернется к нему.

Каждый новый поход обходился ее отцу все дороже, и скуднаядобыча, с которой он возвращался, не могла окупить потерянных сил. Из-за этихвылазок он расходовал остатки своей жизни не днями, а неделями, месяцами.Вынужденное мотовство: если у них не будет ничего на продажу, им останетсясожрать только свою ручную крысу — единственную на этой гиблой станции, а потомзастрелиться.

Саша хотела сменить отца. Она столько раз просила у негореспиратор, чтобы самой подняться наверх, но он был непреклонен. Знал,наверное, что толку от прохудившегося противогаза с давно забитыми фильтрами небольше, чем от любого другого талисмана. Но ей никогда в этом не признавался.Лгал, что умеет чистить фильтры, лгал, что хорошо себя чувствует даже послечасовой «прогулки», лгал, что просто хочет побыть один, когда боялся, что онаувидит, как его рвет кровью.

Не в Сашиных силах было что-то изменить. Их с отцом загналив этот угол и не стали добивать скорее из издевательского любопытства, чем изжалости. Думали, они не продержатся и неделю, но отцовской воли и закалкихватило на годы. Их ненавидели и презирали, но регулярно подкармливали —разумеется, не бесплатно.

В перерывах между походами, в те редкие минуты, когда онивдвоем сидели у чахлого, чадящего костерка, отец любил говорить о том, что былораньше. Вот уже несколько лет, как он понял, — нет смысла врать хотя бы себе:будущего у него нет. Зато уж прошлого у него не мог отнять никто.

«Раньше у меня были глаза такого же цвета, как твои, —говорил ей отец. — Цвета неба». И Саше казалось, что она помнит эти дни — дни, когдаопухоль еще не вздулась у него на шее огромным зобом, когда глаза его еще невыцвели и были такие же яркие, как у нее сейчас.

Когда отец говорил «цвета неба», он, конечно, имел в видулазурное небо, еще жившее в его памяти, а не то багровое, клубящееся, подкоторым он оказывался, по ночам поднимаясь наверх. Дневного света он не виделуже добрых двадцать лет. Саша не видела его никогда. Только в снах, но развеможно точно сказать, правильно ли она себе его воображала? Похож ли на наш тотмир, что видят во сне слепые от рождения люди? И видят ли они хотя бы во сне?

* * *

Маленькие дети, зажмуриваясь, думают, что тьма накрыла весь мир.Думают, что все остальные вокруг в этот миг слепы так же, как они. «Человек втуннелях беспомощен и наивен, как те дети», — думал Гомер. Он сколько угодноможет считать себя повелителем света и тьмы, щелкая своим фонариком, но дажесамая непроницаемая темнота вокруг способна оказаться полной зрячих глаз.

И сейчас, после встречи с падальщиками, эта мысль неотпускала его. Отвлечься, надо отвлечься.

«Как странно, что Хантер не знал, чего ему ждать наНахимовском», — подумал Гомер. Когда бригадир впервые появился наСевастопольской два месяца назад, никто из дозорных не смог объяснить, какимобразом человек такого могучего сложения сумел незамеченным преодолеть всепосты, выставленные в северных туннелях. Хорошо, что командир периметра так ине потребовал от дежурных этих объяснений.

Но если не через Нахимовский проспект, то как же Хантерпопал на Севастопольскую? Остальные пути в большое метро были давно отрезаны.Заброшенная Каховская линия, в туннелях которой по известным причинам вот ужедолгие годы не наблюдалось ни единой живой твари, исключалась. Чертановская?Смешно и предполагать, что даже столь умелый, беспощадный боец мог бы водиночку пробиться через проклятую станцию, да и попасть туда, не объявившисьпрежде на Севастопольской, было невозможно.

Исключив север, юг и запад, Гомеру оставалось толькодопустить, что таинственный визитер прибыл на их станцию сверху. Разумеется,все известные входы и выходы на поверхность были тщательно задраены и держалисьпод присмотром, но… Мог же он, к примеру, вскрыть запертую вентиляционнуюшахту. Севастопольцы не ждали, что среди выжженных руин панельных многоэтажеквсе еще может объявиться кто-то достаточно разумный, чтобы отключить их системусигнализации.