Его Высокоблагородие - Александр Башибузук

— Продолжайте, продолжайте, мне нравится... — абсолютно не смущаясь, княгиня в упор рассматривала меня. — Поразительно! Ничего подобного я еще не слышала. Что там дальше?

— Ну... — я слегка усмехнулся, в свою очередь, без стеснения уставившись на мелькнувшую в разрезе халата стройную и белоснежную Катькину ногу. — Извольте... — и совсем уже собрался блеснуть талантом, как вдруг, почувствовав неладное, скосил глаза вниз и с ужасом увидел, как мой детородный отросток стал наливаться могучей силой, прицеливаясь прямо в княгиню. — Гм, Кетеван Ираклиевна...

Видимо разглядев то же самое, что и я, Кетеван вдруг заразительно рассмеялась и ускользнула в предбанник. Уже оттуда донесся ее веселый голос:

— Не буду вас смущать, Георгий Владимирович, домывайтесь. Но поспешите, если через несколько минут я не встану под душ, за себя не ручаюсь...

Чертыхаясь про себя, я включил горячую воду и стал быстро намыливаться. В голове мелькали чередой веселенькие картинки совместного времяпровождения с Катериной свет Ираклиевной, но приступить к действу я никак не решался. Сударыня, не соблаговолите ли разрешить мне потереть вам спинку? Не будете вы так любезны... Или... Тьфу, мля, хрень какая. Никогда не испытывал сложностей с женским полом, как в молодости, так и в зрелом возрасте, господи, да какие с ними могут быть сложности, но вот тут что-то того-этого... Вроде как не шмара, а вовсе княгиня, опять же время, полное условностей и предрассудков, ну вы понимаете. Понятно, что бабы, за исключением внешней обертки, по натуре все одинаковые: хоть в пятнадцатом веке, хоть в двадцать первом, но получать по мордасам не хочется. А эта... эта вообще может пулю в пузо пустить. Дамочка резкая, с нее станется. Но хороша, жучка, ей-ей хороша...

Кое-как домывшись, я словно римский патриций завернулся в простыню, гордо шагнул в предбанник уже готовый доминировать, но тут же недвусмысленным жестом был выпровожен в коридор. А еще через мгновение на двери ванной комнаты звякнула щеколда, надежно преграждая мне путь к заветному телу.

«Черт... Ладно, вроде как бордели еще никто не отменял... » — я про себя чертыхнулся, совсем уже собрался к себе, но тут послышался голос княгини: — Барон, я буду совсем не против, если вы, после того как стемнеет, пригласите меня на прогулку по верхней палубе... — И после небольшой паузы она добавила: — Конечно же, если эта мерзкая качка наконец прекратится.

— Мадам, считайте, что вы уже получили приглашение... — не задумываясь ответил я. И тут же слегка ошалел. Хотя нет, «слегка» это не тот термин, описывающий мое состояние. Дело в том, что первая часть фразы из уст княгини прозвучала на французском языке, который для меня равнозначен монгольскому или, к примеру, армянскому. То есть ни тот, ни этот я ни хрена не понимаю. Но Катерину прекрасно понял, мало того, вполне уверенно ответил на том же языке.

Откуда?

Уже в каюте пришло понимание, что это шалости бывшего хозяина моей новой тушки. Остаточная память или что-то около того. Откуда мне знать французский, если я всю жизнь учил английский, как в школе, так и в училище с университетом. А вот дворяне в это время как раз просто обязаны были шпрехать на нем, как на своем родном. Неплохо-неплохо, даже не подозреваю, как это действует, но вполне может пригодиться. Может, еще чего вспомню? Вполне вероятно, потому что некие подвижки в этом деле уже заметил. Что-то неуловимо мелькает в памяти, но, увы, пока без всяких шансов на уверенное толкование. Ладно, время покажет. Да и не самое главное это, меня вполне устраивает, что новоприобретенное тельце под полным контролем, да и с осознанием своей личности проблем нет.

Быстро переоделся, сменив бриджи с ботинками на свободные брюки и полуботинки, после чего отправился на верхнюю палубу хоронить капитана. Вопрос назрел, потому что заиндевелый хладный труп в холодильнике вызывал жуткую истерику у дам.

За мысом ветра почти не чувствовалось, но море в бухте все-таки волновалось и пароход порядочно болтало. К счастью, мне досталось тело с приличным вестибулярным аппаратом, и качка переносилась вполне уверенно. То есть меня не тошнило, но все равно передвигаться по ускользающей из-под ног палубе еще то удовольствие.

Все уже собрались. На церемонии присутствовал только экипаж «Димитрия», Израиль Львович с супругой и я с Александром Николаевичем Даценко. Пассажиры после шторма своим внешним видом очень напоминали живых мертвецов, вдобавок жутко смердевших блевотиной, и к самостоятельному передвижению были категорично неспособны, а бунтовщиков я опять запер в кладовку. Княгиня просто не пришла. Без каких-либо объяснений.

Все произошло быстро. Зашитое в брезент тело с привязанным к ногам прогоревшим котельным колосником положили на доску, Илья Ипполитович прочитал молитву, доску опрокинули, и кокон с легким плеском упал в черную, слегка фосфоресцирующую воду. После чего Вебер, я и Даценко по разу пальнули в воздух — все-таки капитан пал в бою. А затем засвидетельствовали произошедшее в бортовом журнале своими подписями, как свидетели. Вот как бы и все. Банально и просто. Впрочем, это к лучшему. Сострадать и проникаться моментом я как-то не готов. Больше всего на данный момент меня волнует совсем другой вопрос.

— Самуил Эныкович...

— Слушаю вас, Георгий Владимирович, — в отличие от меня, кок принял похороны близко к сердцу и настроением не блистал.

— Тут такое дело. Не могли бы вы устроить на верхней палубе... гм... легкий ужин на двоих. Ничего особенного не надо, так... И да, кроме меня будет присутствовать дама...

— Таки вы собрались устроить романтическое свидание? — иронично прищурился Вейсман. — Эх, молодежь... В свое время я покупал кулек семечек и этого таки хватало, чтобы разговеться. Но хорошо, хорошо, есть у меня бутылка шампанского и чуточку шоколада. Сделаю. Зайдете ко мне попозже.

— Буду очень благодарен, — я облегченно выдохнул и подошел к Веберу. — Илья Ипполитович, что дальше?

— До утра постоим на рейде, — устало ответил капитан. — Людям надо отдохнуть. До мыса Туркели, входа в Босфор — сто тридцать две мили. Шторм скоро окончательно утихнет, так что малым ходом предполагаю быть на входе в Босфор к послезавтрашнему утру. Проход самого пролива — отдельная история. Все будет зависеть от наличия свободного лоцмана. Карантин я тоже не исключаю. Кстати, что вы решили с пленными? Работали они исправно, возможно, стоит рассмотреть вопрос помилования?

— Горбатого могила исправит, — не сдержавшись, буркнул я Веберу, больше адресуя этот эпитет ему, чем пленным. — Но я подумаю.

И быстро свалил внутрь, морально готовиться к бурному коитусу под сенью звезд. Хотя нет, точнее к романтическому ужину, потому что со случкой пока все сложно. Может и не выгореть.

А внизу меня неожиданно подкараулил Казимир Карлович. Адвокат выглядел из рук вон скверно, мерзко подванивал, но глаза у него светились азартной настойчивостью.

— Милейший Георгий Владимирович... — старикан цепко ухватил меня под локоть и повел по коридору. — У нас! — Малевич внушительно выделил это слово. — У нас возникли некоторые соображения по поводу владельца судна. Не будете ли вы так любезны выслушать меня?