Мужчины в нашей жизни - Анастасия Соловьева

Дома я из любопытства открыла томик Некрасова и прочитала:

Внимая ужасам войны,

При каждой новой жертве боя

Мне жаль не друга, не жены,

Мне жаль не самого героя…

Увы! утешится жена,

И друга лучший друг забудет;

Но где-то есть душа одна —

Она до гроба помнить будет!

Средь лицемерных наших дел

И всякой пошлости и прозы

Одни я в мире подсмотрел

Святые, искренние слезы —

То слезы бедных матерей!

Им не забыть своих детей…

Стихотворение оказалось коротким и, на мой вкус, немного старомодным. На меня, во всяком случае, оно не произвело впечатления. И в то же время я понимала, что такие вещи могут трогать и волновать. Таня была прежде всего матерью — жила в коммунальной квартире вдвоем с дочерью-старшеклассницей.

— Она ее неизвестно от кого родила, — поведала мне как-то Любовь Петровна, знавшая Таню чуть ли не с детства. — Нормальной семьи у нее не было отродясь!

Дочь составляла главный, но не единственный смысл Таниного пребывания на свете. Она любила хорошие книги, классическую музыку, путешествия — жила незаметно, тихо, но в гармонии с миром и, кажется, с самой собой. А что еще нужно человеку для счастья?

— Как твоя Маша поживает? — спросила я по дороге. — К экзаменам готовится?

— Вроде читает чего-то… — Таня не позволяла себе грузить окружающих лишними подробностями, и, по-моему, это был высший пилотаж деликатности. — Не знаешь, зарплату до следующих праздников дадут?

— Не знаю. — Вообще зарплата была бы совсем нелишней. — Ты бы у Любаши спросила.

— Завтра спрошу. У нас в школе еще по сто долларов на экзамены собирают.

— Как это еще? — удивилась я.

— Так уже собрали по триста.

— Зачем столько денег на экзамены?

— После каждого экзамена родители должны учителям столы накрывать. Я просто деньги сдаю, а другие еще и готовят.

— Ну и порядки!

— Теперь так везде: не подмажешь — не поедешь. И в медицине так.

— Там-то особенно, — согласилась я.

И до самой Октябрьской площади прокручивала ставшие уже привычными мысли: клиника — мама — Лешка — колдуньи — доктора — адвокаты.

— А в судах, наверное, почище, чем в медицине.

— Ну, суды это вообще не дай бог, — искренне ужаснулась Таня.

— Тебя где высадить?

— У метро. Проедусь по магазинам — поищу что-нибудь Маше на выпускной.

Таня вышла из машины, а я вдруг осознала, что не могу находиться в собственном обществе. В душе закружился мутный водоворот — сознание вины перед мамой, раздражение против Лешки, сумевшего «не мытьем, так катаньем» повесить на меня решение квартирного вопроса, а также другие неприятные чувства, от которых я тоже не могла заслониться.

На мою просьбу поспешить домой Влад ответил отказом, мягким, но решительным. Он советовал мне отдохнуть или, если есть желание, немного развлечься: посмотреть диски, купленные им вчера в «Ашане», послушать музыку или, на худой конец, доесть абрикосовое мороженое — остатки вчерашнего десерта. Влад обещал вернуться домой к одиннадцати и привезти кое-что вкусненькое.

Я слушала его нежный, заботливый монолог и медленно катила по Ленинскому проспекту… Вообще-то я любила бывать одна, но только не при таких обстоятельствах! Забыть о плохом, как назло, не удается, вдобавок в пустой квартире плохое начинает казаться в тысячу раз хуже. Можно, конечно, приняв предварительно снотворное, залечь спать, но тогда завтра выпадет первая половина дня, а я уже условилась с адвокатами… Зачем только Лешка втравливает меня в это склизкое дело?! Зачем я уступаю ему?

Нехорошо думая о брате, я откатила машину на стоянку, перебросилась парой фраз со сторожем и — неизбежный момент — двинула домой. Если будет совсем плохо, позвоню Ленке. С одной стороны, племянница еще ребенок — шестнадцать лет. А с другой — уже шестнадцать! Много это или мало — не поймешь. Мне, когда я была в ее возрасте, казалось, что очень много…

Подойдя к подъезду, я увидела на скамейке Глеба Мажарова. Он читал газету и, пройди я мимо, пожалуй, не обратил бы на этот факт внимания.

— Глеб. — Я окликнула его неожиданно для самой себя. — А что вы здесь делаете?

Он взглянул на меня и улыбнулся:

— Не видите? Газету читаю.

— Что ж, счастливо оставаться. Извините за беспокойство.

— Постойте, Наташ. Нам нужно поговорить. Присядьте.

— Тогда уж лучше пойдем ко мне.

Хотя бы так скоротаю время до возвращения Влада!

— Ну, что случилось? — Я усадила Глеба на закрепленное за ним место на кухне, а сама затеяла возню вокруг заварочного чайника. Вытряхнула старую заварку, обдала чайник кипятком, засыпала свежую.

— Ваш брат мне так и не перезвонил. Вы в курсе?

— Нет, не в курсе. Но это не имеет значения.

— Почему?

— Ситуация выглядит по-другому, чем нам представлялось вначале. Каждый из нас должен подать заявление в суд. Будут судебные разбирательства, чьи-то права на квартиру подтвердятся, чьи-то опровергнутся.

— Да, я переговорил с юристом и сегодня уже отнес в суд исковое заявление.

— Мне на днях предстоит сделать то же самое.

Я разлила по чашкам ароматный красно-коричневый напиток. Поставила на стол зефир, коробку шоколадных конфет, пирожные. Вчера Владик загрузил холодильник по максимуму. Как на ферму, говаривал в таких случаях мой брат Алексей.

— Подождите, а почему вам?

— Если не я, то кто же? — начала я с привычным уже раздражением, но тут же спохватилась. Для чего посвящать Глеба в подробности наших семейных дел? Вряд ли он может что-то исправить, чем-то помочь. — Видите ли, брат постоянно живет за границей. Приехать сразу — с места в карьер — у него не получится. Я начну…

— Значит, я с вами должен судиться?

— Выходит, что со мной, хотя не совсем так. Я действую от лица брата, по доверенности.

— И когда суд признает мою победу, вы уполномочены отдать мне ключи?

— Почему это суд признает вашу победу? — Во мне шевельнулось чувство попранной справедливости. — С какой стати? У нас равные права!

— Знаете что, Наташа, оказывается, наша история неоригинальна. Не мы первые, попавшие в эту ловушку и, видимо, не мы последние. Так вот, суд действует в этой ситуации однозначно. Признает сделку купли-продажи недействительной, и квартира, таким образом, возвращается законному владельцу. То есть, в нашем случае, мне.

— Как это недействительной? Сначала они понаставили гербовых печатей, а теперь…