Конан Дойль на стороне защиты - Маргалит Фокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свои выводы Конан Дойль изложил в письме, опубликованном в «Дейли телеграф». Лекарство Коха, писал он, «не затрагивает истинной причины болезни. Говоря бытовым языком, это похоже на ситуацию, когда человек в кишащем крысами доме каждое утро убирал бы следы их жизнедеятельности и считал, что таким образом избавляется от крыс». Такое мнение было не очень популярным, однако время показало его правильность.
К концу 1890-х годов, когда Конан Дойль оставил медицину, а Холмс завоевал признание во всем мире, писателя все чаще просили обратить способности диагноста на решение проблем другого рода: на расследование реальных преступлений. «Врачебный взгляд на вещи» он применял к каждому из них, включая самый значительный случай за всю свою жизнь — дело Оскара Слейтера.
В день смерти мисс Гилкрист, 21 декабря 1908 года, Оскар Слейтер получил из-за границы два письма. Одно было от лондонского приятеля по фамилии Роджерс: тот предупреждал, что бывшая жена, с которой Слейтер расстался, желая получить деньги, напала на его след. Слейтер уже сколько-то времени строил планы переехать в Сан-Франциско по приглашению Джона Девото, с которым познакомился, когда прежде недолго жил в Америке. По счастливому совпадению второе письмо разрешало затруднение, описанное в первом: Девото уже не впервые торопил Слейтера приехать и заняться совместными делами.
Слейтер сразу же объявил своей горничной Шмальц, что через неделю она получит расчет. (Дабы затруднить жене поиски, Слейтер велел горничной объявлять всем посетителям, что он уехал в Монте-Карло.) Именно за последние дни, проведенные в Глазго, Слейтер в преддверии переезда совершил два поступка, которые вывели полицию на его след. Во-первых, он отправил телеграмму в лондонскую фирму «Дент» с просьбой отремонтировать часы и немедленно их вернуть. Во-вторых, в попытке добыть денег для переезда он начал обходить знакомцев по игорным клубам, предлагая им купить залоговую квитанцию на бриллиантовую брошь в форме полумесяца. К семи часам вечера 21 декабря он вернулся на улицу Святого Георга и, по позднейшему свидетельству Антуан и Шмальц, ужинал дома.
В следующие четыре дня приготовления продолжились. Около 20:30 в Рождественский сочельник Слейтер с Антуан вышли из квартиры вместе с нанятыми носильщиками, тащившими десять предметов багажа. На Центральном вокзале Глазго пара села в ночной поезд до Ливерпуля. Прибыв туда в 3:40 утра, они поселились в гостинице «Норд-Вестерн» как мистер и миссис Оскар Слейтер из Глазго. В гостинице, как подтвердит позже главный детектив, «горничная имела разговор с указанной дамой, каковая заявила, что пара собирается отбыть в Америку на судне „Лузитания“»[17].
Затем 26 декабря Слейтер купил два билета второго класса на «Лузитанию», в тот день отправлявшуюся в Нью-Йорк. В очевидной попытке сбить со следа жену он заказывал билеты на имя мистера и миссис Отто Сандо. К тому времени полиция Глазго, предупрежденная ливерпульскими властями, считала его скрывающимся от правосудия — независимо от броши-улики.
«Заложенная брошь, — спустя годы напишет Конан Дойль, — принадлежала Слейтеру, и полиция узнала об этом факте… раньше, чем Слейтер отбыл в Америку». Он добавил: «Более того, Слейтер нисколько не скрывал своих перемещений, к поездке в Америку он готовился в высшей степени неспешно; после дня, в который произошло преступление, он совершал все действия в той же неторопливой и открытой манере, что и прежде… При таком положении дел как может случиться, что в Нью-Йорк шлют телеграмму арестовать его по прибытии?»
Однако именно такая телеграмма была отправлена властями Глазго:
Арестовать Отто Сандо вторая каюта Лузитания разыскивается в связи с убийством Марион Гилкрист в Глазго. У него кривой нос. Обыскать его и женщину, с которой он путешествует, на предмет залоговых квитанций.
Когда «Лузитания» 2 января 1909 года вошла в порт Нью-Йорка, местные полицейские детективы поднялись на корабль и арестовали Слейтера. Тогда-то, по его словам, он впервые услышал имя Марион Гилкрист. При обыске у него нашли так и не проданную залоговую квитанцию на бриллиантовую брошь. Антуан была отправлена на остров Эллис, Слейтера в ожидании экстрадиции определили в «Могилы» — следственную тюрьму в Нижнем Манхэттене, существующую и поныне. В феврале он напишет оттуда своему приятелю из Глазго Хью Камерону, сомнительному персонажу городского «дна», известному под кличкой Крот. Слейтер не знал, что именно Камерон навел сыщиков на ломбард, где была заложена бриллиантовая брошь.
«Дорогой друг Камерон!» — так начинается письмо.
Сегодня почти пять недель, как меня держат здесь в тюрьме за совершенное в Глазго убийство.
Очень тяжело знать, мой дорогой Камерон, что мои друзья в Глазго… способны рассказывать обо мне такую ложь полицейским…
Надеюсь, мой дорогой Камерон, что ты по-прежнему будешь моим другом в беде и будешь говорить правду и останешься на моей стороне. Ты лучше всех знаешь причину, по которой я уехал из Глазго, потому что я показывал тебе письмо из Сан-Франциско от моего приятеля, и еще я оставил тебе мой американский адрес…
Полиция очень старается меня подставить. Но судебный процесс должен пройти благополучно, потому что я докажу пятью свидетелями, где я был, когда совершилось убийство.
Благодарю тебя сейчас и надеюсь иметь в тебе верного друга, потому что любой может угодить в такое дело и быть невиновным.
Поклон тебе и всем моим друзьям.
«Мерой Камероновой дружбы, — иронично замечает современный английский писатель, — может служить то, что он немедленно показал это письмо полиции».
С этого момента двойственность британских властей стала неприкрытой. Викторианская эпоха, с ее общественной паранойей и научными достижениями, была нацелена еще на распознавание и истребление разного рода захватчиков: микробов, преступников, иностранцев. Дело Слейтера, в изрядной степени проросшее из поздневикторианской привычки находить «удобного чужака», будет строиться на вопросах идентификации, то есть установления личности преступника, которое, как вскоре продемонстрируют власти Глазго, может вольно или невольно фабриковаться по мере необходимости.
13 января 1909 года инспектор уголовной полиции Пайпер и Уильям Уорнок, начальник уголовной службы шерифского суда Глазго[18], отправились в Нью-Йорк. Их сопровождали три главных свидетеля: Хелен Ламби, Артур Адамс и Мэри Барроуман. На место они прибыли 25 января. Во время судебного процесса по делу об экстрадиции Слейтера, начавшегося днем позже, британская корона в лице судебных обвинителей прибегла к откровенной лжи, лишь бы добиться возвращения Слейтера в Шотландию.
