Убить королеву - Вирджиния Бекер

Я беру гребень и расчесываю волосы так и эдак, пытаясь понять, как будет лучше.

— Я уже одевалась мальчиком, когда бежала из Корнуолла. Тогда ты не возражал. Я просто пойду чуть дальше.

— Тогда это было неизбежно. А сейчас — нет. Если вы будете везде расхаживать в мужской одежде…

— Я не собираюсь нигде расхаживать. И вообще, ты слышал Кейтсби. Времена сложные, и все делают, что могут. — Я зачесываю несколько прядей на глаза, пытаясь сделать челку. Получается нехорошо, так что решаю уложить волосы на пробор. — Подойди сюда.

— И так тоже делать не подобает.

Я вздыхаю и встаю. Заглядываю за простыню. Йори устраивает себе постель на полу, а я изучаю, как у него лежат волосы — падают на лоб, едва касаясь бровей, закрывают уши, чуть вьются за ними. У меня волосы тоже вьются.

— Ты всегда так носишь волосы?

— Как? — Рука его взлетает к голове, трогает затылок. — Я… да. Наверное. Не совсем понимаю, о чем вы.

— Они такие длинные и растрепанные, потому что это модно? Или тебе просто все равно?

— Меня не заботит мода, — отвечает Йори. — Господь сказал Самуилу: человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце[7].

Я подавляю вздох.

— Надеюсь, что ты прав. Один господь знает, как я буду после этого выглядеть.

Я возвращаюсь за занавеску и снова забираюсь на тюфяк. Устраиваюсь у волнистого треснутого стекла. Беру в одну руку прядь длинных рыжих волос, а в другую — ножницы. И начинаю резать.

На следующий день мы с Кэри наносим Шекспиру еще один визит. Утро воскресенья выбрано специально, ведь в это время нет выступлений и репетиций. Кэри не хочет, чтобы его слова достигли чужих ушей.

Кэри обрисовывает ему план: я должен превратить рождественский подарок королеве в предательскую пьесу, которую сыграют в Двенадцатую ночь. Я исполню главную роль. Шекспир устроит прослушивания, а я подберу актеров, стараясь вычислить среди них возможных заговорщиков-католиков. Я буду наблюдать за ними, следить за их действиями и даже предугадывать их. А потом, во время представления, мы арестуем — а может, и убьем — подозреваемого.

Шекспир очень долго молчит.

— Ее величество благословила этот план, — успокаивающе говорит Кэри. — Разумеется, она щедро заплатит.

Это как будто выводит Шекспира из ступора.

— О-хо-хо. Я и раньше такое слышал.

— Не только слышали, но и делали, — напоминает Кэри. — Это услуга ее величеству. Вы удостоитесь ее покровительства еще на много лет. Ваш театр сделается самым известным в Лондоне, а вы станете самым знаменитым драматургом Англии.

— Я и так самый знаменитый драматург Англии.

— Тогда не мне напоминать вам, насколько драгоценна монаршая благосклонность.

— Это безумие. Все мои пьесы — сумасшествие, которое я не всегда могу облечь в слова должным образом. Почему вы считаете, что у вас получится?

— Вера, — отвечает Кэри. Я улыбаюсь шутке, а Шекспир нет. — Мы не знаем. Так же, как не знаем, подействуют ли прочие меры. Но ведь даже в самом худшем случае у вас всего лишь будет новая пьеса.

— А если я откажусь?

Кэри воздевает руки, как будто упрашивая его.

— Я не хочу вам угрожать, Уилл.

— Однако вы только что это сделали.

— Жалко «Розу», правда? — Кэри опускает руки и бросает притворяться. — Такой хороший театр, но что мы могли сделать? Все эти жалобы горожан… Пришлось его закрыть. Но, учитывая близость к «Глобусу», для вас это должно было стать благом. Две пьесы, шесть представлений в неделю, три тысячи зрителей, тысяча фунтов в вашем кармане и карманах ваших людей. Мне бы не хотелось это менять. Ради вашего же блага.

Шекспир взмахивает руками. Открывает рот, но ничего не говорит. Снова машет рукой. Лицо его багровеет от гнева, как будто драматурга сейчас хватит удар.

Кэри спокоен.

— Ее величество готова предложить вам восемьдесят шиллингов, — заявляет он.

— Нет уж.

— Это не переговоры.

— Пять фунтов, или этот разговор завершится прямо сейчас.

— Два фунта, и это мое последнее слово.

— Вы пытаетесь меня уничтожить? — Шекспир без всякой необходимости понижает голос, но слова все равно разносятся по помещению. — Еще одного скандала мне не пережить. Половина моих людей и так уже ушла на другой берег, в «Фортуну». Правда смешно? А если я отдам главную роль этому, — он нетерпеливо машет рукой в мою сторону, — Бёрбедж тоже уйдет, и на этом я прогорю. Он пойдет к «Людям адмирала», и публика уйдет за ним следом. Моя цена — десять фунтов, — резюмирует Шекспир. — А также деньги на костюмы и жалованье новым актерам. Нельзя ведь ловить рыбу на тухлую наживку.

— Всего две минуты назад вы говорили о пяти фунтах! Десять — это сущий грабеж!

— Совершенно верно, — невозмутимо отвечает Шекспир.

Кэри делает вид, что обдумывает его предложение. Я знаю, что он готов был дать гораздо больше.

— Как вам будет угодно.

Шекспир кривится. Очевидно, он знал то же, что и я.

Кэри протягивает руку, и Шекспир неохотно ее пожимает. Потом поворачивается ко мне и щелкает пальцами. Я стою в скудной тени крыши, не желая привлекать к себе внимание во время этого неприятного разговора.

— Эй ты, Дельфиниум! Иди сюда. Дай поглядеть, на какой ужас я дал согласие.

Я делаю шаг вперед, к сцене, и разглаживаю листы пергамента, прежде чем протянуть их Шекспиру. Там мои мысли о том, как превратить историю о близнецах и кораблекрушении в заговор. Пергамент почти такой же мокрый, как мои ладони. Все почти так, как в тот день, когда я показал Марло свою работу. Нет, еще хуже. Марло поощрял меня, а от Шекспира этого ждать не приходится.

Проглядывая строки, он хмурится. Я хочу сказать ему, что у него в руках всего лишь набросок, первый черновик, что я давно ничего не писал, что слова теперь рождаются медленно. Но я молчу.

— Разумеется, Тоби сохранил основной сюжет, — опережает меня Кэри. — Было бы подозрительно менять все целиком. Он предположил, что по меньшей мере некоторые актеры знают эту историю.

Шекспир не обращает на него внимания и продолжает читать.

— Дело происходит в Иллирии? Почему не в Групеле?

— Иллирия романтичнее. К тому же она в Италии.

— В Италии! — передразнивает меня Шекспир. — Сам знаю, что в Италии. Это слишком тяжеловесно. Привлекать католиков, помещая место действия в Италию? Почему сразу не в Ватикан? Главный герой мог бы убить папу. Они бы сразу взбеленились.