Убить королеву - Вирджиния Бекер

Мы идем по темным переулкам, мимо собора Святого Павла. Путь наш лежит к пирсу на Поулс-Уорф. Кэри ни за что не станет пересекать реку по Лондонскому мосту, и я благодарен ему за это: слишком много там торговцев, карманников и пьяниц. Мы свистом подзываем ялик, и вот уже единственный гребец переправляет мелкую деревянную лодку на южный берег Темзы.

— Каков повод визита? — спрашиваю я. — Деньги нужны писателю или актеру?

— Ничего приятного, вроде вымогательства, не будет. — Он оглядывается на лодочника. Шпион в нем никогда не дремлет. — Так, нужно устранить кое-какие последствия.

Граф Эссекский использовал «Слуг лорда-камергера» в своем мятеже. Он нанял их для специальной постановки «Ричарда II». Заказ был странный: пьесе исполнилось уже несколько лет, она вышла из моды. Сейчас все смотрят только комедии. Но Эссекс заявил, что это его любимое представление, и заплатил лишних сорок шиллингов за беспокойство. На суде он признался, что это была часть плана: сцена низложения, заключения и убийства короля должна была послужить сигналом его сподвижникам, чтобы те вышли в город и подняли горожан на бунт против королевы.

Ялик подходит к берегу, корпус скребет по дну, а нос тычется в другую лодку — мы все стоим у одного пирса. «Глобус» совсем рядом с берегом, так что идти приходится недолго. Здание помпезное, в ширину вдвое выше, чем в высоту, деревянные стены оштукатурены, а соломенная крыша тянется лишь над сценой и ярусами — центр театра под открытым небом. Над единственной узкой дверью висит деревянная табличка с надписью «Глобус» и изображением Атланта и земного шара.

За дверью открывается узкий темный коридор. Оттуда доносятся звуки иного мира. Я бывал в соседнем театре «Роза» много раз — и много лет назад, — и хотя «Глобус» конструкцией напоминает «Розу», он больше и ярче. Внутри он представляет собой восьмиугольник с тремя ярусами для зрителей, в противовес двум ярусам «Розы». Деревянные стены изнутри покрашены, пол замощен кирпичом, а над головой виднеется небо. Сиденья поднимаются наверх, как стулья судей, и ярусами окружают театр. Мы оказываемся в открытом дворе перед сценой.

Мы с Кэри протискиваемся мимо актеров, стоящих группками и зубрящих свои роли. Музыканты бренчат на лютнях, дуют в дудки, кто-то постукивает пальцами по барабану. Еще больше народу суетится на сцене, забегая за темно-синий занавес и выбегая из-за него, стараясь не мешать тем, кто там репетирует.

Наконец мы находим нужного человека. Уильяма Шекспира, драматурга и владельца «Глобуса». Он стоит за сценой, держа перо в одной руке, а лист пергамента — в другой. Чернильницы поблизости не видно. Белая сорочка этого господина сверху расшнурована, камзол помят, одна штанина заправлена в незавязанный ботинок, а вторая метет землю. Это самый знаменитый драматург в Лондоне, а выглядит он так, как будто только что вылез из хлева.

Может, он заметил Кэри, а может, почувствовал его присутствие, когда разговоры затихли. Так или иначе, стоит нам подойти, как Шекспир отворачивается от нас и забирается на сцену. Кэри раздраженно рычит и лезет за ним.

— Уилл.

— Вы… — Шекспир не останавливается. Он пытается сбежать в узкий коридор за стеной, пройдя мимо актеров и рабочих, которые расступаются перед ним — но не перед нами.

— Так-то вы обращаетесь со своим покровителем? — не смущается Кэри.

— Да, если он одновременно мой враг, — бросает Шекспир через плечо. — Что вас сюда привело?

— Королева, разумеется.

— Королева! — Шекспир подходит к стене, к которой приколоты три листа бумаги. Он срывает их и вешает взамен три других, которые принес с собой. — Если вы пришли пытать меня насчет содержания новой пьесы, то будьте покойны! Никакой политики! Только любовники, обезьяны, Ганимед… шуты, меланхолия и путаница с людьми. Ничего, против чего вы могли бы возразить. Все, как вам нравится.

— Ясно, — сомневается Кэри. — А название у нее есть?

Шекспир отворачивается, рвет листы на куски.

— «Арденский лес»? «Золотое наследие Розалинды»? «История Орландо де Боа»? А вы как думаете? Не утруждайтесь, по лицу вижу, что вас от всех вариантов тошнит. Раз вы такой флиондозо, то сами знаете, что людям понравится.

Он швыряет обрывки бумаги Кэри в лицо, спрыгивает со сцены и удаляется.

«Флиондозо»? Я смотрю на Кэри.

— Он придумывает слова. Ты привыкнешь.

Мы спускаемся со сцены, и Кэри спешит за драматургом.

— На самом деле, Уилл, нет. Постойте. Вы упомянули обезьян. Вы же не хотите сказать, что это будут настоящие обезьяны?

— Ну разумеется! — Шекспир огибает парочку, фехтующую на деревянных мечах.

Кэри чуть не получает палкой по голове, и я его еле оттаскиваю.

— Людям сложно их изобразить, так что мы берем настоящих. Где-то они тут бегают. Вы не видели?

Кэри оглядывается. Его светлые волосы встают дыбом.

— Нет.

— Ну так они где-то здесь. — Шекспир машет рукой, как будто отгоняет мух. — На вашем месте я бы смотрел под ноги. Они везде гадят.

Как по команде, мимо пробегает мартышка.

— Что у нее на голове? — спрашивает Кэри.

— Рога, — отвечает Шекспир. — Она представляет оленя. Действие происходит в лесу, Кэри. В лесу. Я пытался добыть настоящего оленя, но, как вам известно — или неизвестно, — их очень сложно поймать и приказам они не подчиняются. Делаем, что можем.

Кэри беспомощно смотрит на меня.

— Поэтому вы взяли мартышек? Почему хотя бы не коз? Они по меньшей мере похожи на оленей.

— Потрясающая идея! — Шекспир воздевает запачканный в чернилах палец. — Вы же найдете нам нескольких коз? А теперь мне пора.

Не успевает он убежать, как Кэри хватает его за рукав. Шекспир смотрит в небо и устало вздыхает.

— Забудьте об этой пьесе, — просит Кэри. — Я хочу узнать о той, что вы обещали ее величеству к святкам. Что я обещал ее величеству. Как продвигается эта пьеса?

— Я уже кончаю.

— Кончаете? Да вы даже не разогрелись! Королеве вы тоже подсунете обезьян?

— Почему нет? Все равно весь двор в дерьме.

Кэри опускает руку.

— Вы опасно близки к измене, Уилл.

— Я драматург. Я говорю правду. А в наши дни правда приравнивается к измене.

Кэри воинственно топорщит бороду. Я улыбаюсь, хотя это, наверное, глупо.

— А это кто? — Шекспир окидывает меня проницательным взглядом, как будто только что заметил. — Щеки гладкие, бороды нет, дух явно твердый. И глаза! Синие. Синие, как небо, как…

— Дельфиниум в мае? — предлагаю я.

— Неплохо! — Шекспир щелкает пальцами. — Ты тоже из людей королевы?

— И вовсе нет, — легко лжет Кэри. — Он художник, и я подумываю предоставить ему покровительство. Он учился у Кристофера Марло.