Ночной цирк - Эрин Моргенштерн

— Принести что-то отсюда? — переспрашивает она.

— Ну да, — не смея поднять глаза, Бейли таращится то на свои потертые коричневые ботинки, то на ее белые сапожки по ту сторону ограды.

— Это же моя расплата, — добавляет он в надежде, что она поймет, в чем дело.

Девочка улыбается. Пару секунд она раздумывает о чем-то, прикусив губу, а затем снимает одну из белых перчаток и протягивает ему сквозь решетку. Бейли в нерешительности переминается с ноги на ногу.

— Все в порядке, бери, — говорит она. — У меня их целый ящик.

Бейли дотягивается до перчатки и прячет ее в карман.

— Спасибо, — повторяет он снова.

— Не за что, Бейли, — отвечает девочка, на этот раз, когда она поворачивается, он ничего ей не говорит, глядя, как она исчезает за полосатым углом шатра.

Бейли долго стоит в задумчивости, прежде чем пуститься в обратный путь через поле. Когда он появляется возле дуба, там уже никого нет, только желуди рассыпаны по земле. Солнце клонится к закату.

Лишь на полпути к дому его осеняет, что он не говорил девочке, как его зовут.

Лондон, февраль 1885 г.

Полночные трапезы в доме Лефевров вошли в традицию. Вообще это была шальная идея, пришедшая Чандрешу в голову из-за хронической бессонницы и поздних возвращений домой после всех театральных дел. Не последнюю роль сыграла и его извечная нелюбовь к общепринятым правилам этикета. Из всех мест, где можно поужинать в позднее время, ни одно не удовлетворяло его капризному вкусу.

Поэтому он сам начал устраивать изысканные ужины, с несколькими переменами блюд, первое из которых подается в полночь. Всегда ровно в полночь, с первым ударом часов, доставшихся ему от деда, тарелки появляются на столе. Этот элемент церемониальности нравится Чандрешу. Первые Полночные трапезы были немногочисленными, только для близких друзей и коллег. Со временем они начали проводиться чаще, стали более экстравагантными и в конце концов превратились в своего рода развлечение для избранных. В определенных кругах приглашение на Полночную трапезу ценится очень высоко.

А получить такое приглашение может далеко не каждый. Временами на ужин собирается по тридцать и более гостей, а временами не больше пяти. Чаще всего приходит от двенадцати до пятнадцати человек. Но независимо от количества гостей кухня неизменно изысканная.

Чандреш никогда не предупреждает, что будут подавать. На мероприятиях такого рода — если бы только в мире существовали мероприятия, хоть сколько-нибудь напоминающие Полночные трапезы, — должны бы подаваться меню с подробными описаниями каждого блюда или хотя бы перечнем их диковинных названий.

Но Полночные трапезы изначально овеяны ореолом тайны, и Чандреш находит, что отсутствие меню — путеводителя в придуманном им гастрономическом путешествии — лишь добавляет остроты ощущений. Одно за другим блюда сменяют друг друга на столе: в одних сразу безошибочно угадывается кролик или ягненок, запеченный в яблоках, или поданный на банановых листьях, или же с вишней, вымоченной в коньяке. Другие блюда отличаются большей загадочностью, их вкус может быть завуалирован сладким или острым соусом, мясо неизвестного происхождения прячется под кляром или глазурью.

Если гостю приходит в голову поинтересоваться, из чего приготовлено блюдо, каковы ингредиенты закуски или соуса, чем достигается тот или иной оттенок вкуса (поскольку даже самые отъявленные гурманы не могут различить их все до единого), ему придется довольствоваться туманными отговорками.

Чандреш, как правило, отвечает, что вся рецептура разрабатывается поварами, и он не вправе разглашать их секреты. Любопытный гость вежливо замечает, что блюдо, из чего бы оно ни было приготовлено, совершенно восхитительно, и вновь сосредоточивается на содержимом тарелки. Смакуя каждый кусочек, он продолжает недоумевать, что же все-таки придает блюду такой привкус.

Беседы на этих ужинах преимущественно ведутся лишь во время перемены блюд.

Положа руку на сердце, Чандреш и сам предпочитает не знать всех нюансов рецептуры, не понимать тонкостей. Он утверждает, что подобная неосведомленность позволяет каждому блюду жить своей жизнью, превращает его в нечто большее, нежели совокупность ингредиентов.

(«Ну да, — воскликнул один из гостей, когда об этом в очередной раз зашла речь, — если шестеренки в часах скрыты за циферблатом, легче разглядеть, который час».)

Десерты неизменно вызывают трепет. Мороженое в шоколадной или карамельной глазури, клубника со сливками и ликером. Многослойные торты немыслимой высоты, пирожные из невероятно воздушного теста. Финики в меду, леденцы в форме цветов и бабочек. Подчас гости сокрушаются, что сладости слишком красивы, чтобы их есть, но в конце концов всегда себя пересиливают.

Чандреш никогда не говорит, кто именно для него готовит. Ходили даже слухи, что самых гениальных кулинаров мира он похитил и держит взаперти на кухне, где их мыслимыми и немыслимыми способами заставляют исполнять любую его прихоть. Высказывалось также предположение, что всю еду готовят не у него в доме, а заказывают из лучших лондонских ресторанов, которым щедро доплачивают за работу в ночные часы. Впрочем, подобные предположения неизменно приводят к бурным спорам о том, как горячее остается горячим, а холодное холодным. В результате спорщики лишь с утроенным рвением набрасываются на угощение. А оно всегда отменное, и не важно, откуда оно появляется.

Обеденный зал (или залы, в зависимости от размаха вечеринки) украшен так же необычно, как и весь дом, изобилуя красными и золотыми тонами, предметами искусства и диковинками, собранными со всего света и расставленными везде, где только можно. Все это великолепие освещает множество свечей под хрустальными плафонами, благодаря которым свет не слепит, но переливается и падает мягко.

Часто трапезы сопровождаются каким-либо увеселением: на них выступают танцовщицы, фокусники, музыканты. Вечеринки в тесном кругу, как правило, проходят под музыку в исполнении личной пианистки Чандреша, юной красавицы, которая играет всю ночь без перерыва, ни разу не обмолвившись словом ни с кем из гостей.

С одной стороны, эти званые ужины такие же, как все прочие, но особый дух, царящий на них, и ночные часы, в которые они проводятся, делают их не похожими ни на что другое. У Чандреша врожденный вкус ко всему необычному, вызывающему любопытство. Он понимает, как важно создать правильную атмосферу.

В этот вечер Полночная трапеза устраивается для весьма ограниченного круга лиц: приглашено лишь пятеро гостей. И сегодняшний прием задуман не только как развлечение.

Первой, не считая пианистки, уже извлекающей из рояля чарующие звуки, появляется мадам Ана Падва, в прошлом прима-балерина из Румынии, близкая подруга матери Чандреша. С раннего детства он называл ее тетушкой Падва и продолжает звать так по сей день. Эта статная женщина, несмотря на преклонный возраст, не утратившая грации танцовщицы, обладает непревзойденным чувством стиля. Именно ради чувства стиля ее и пригласили на этот ужин. Она одержима стремлением к красоте во всем, прекрасно разбирается в моде, и этот редкий и достойный восхищения дар обеспечивает ее неплохим доходом с тех самых пор, как она ушла со сцены.