Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

– Жди меня за воротами.

Ржевский ещё раз оглянулся, потому что от вездесущей Тасеньки можно было всего ожидать, и поспешил к боковому входу, находившемуся шагах в тридцати от главного.

Так поручик снова проник в здание и добрался до библиотеки.

****************

Глава третья, в которой герой выясняет, что на российский престол взошёл не тот император, которого ждали, и что везде полным-полно заговорщиков

Губернская гостиница, где остановился Ржевский в Твери, была совершенно такой же, как обычно бывают заведения подобного рода: здание в два этажа, тянущееся по краю улицы. Первый этаж кирпичный, а второй – деревянный, со стороны фасада кое-как оштукатуренный и выкрашенный жёлтой краской. В первом этаже помещалась общая обеденная зала с закопчённым потолком, старыми обоями, старой мебелью и почти новым бильярдным столом, представляющим большое искушение для всех, кто склонен к игре на деньги. На втором этаже – длинный коридор с дверями, за которыми располагались комнаты для проезжающих.

Почти каждая комната имела лишь два окна, казалась тесной и ужасно неудобной. Единственное её достоинство состояло в том, что воздух был свеж – не как в обеденной зале, – но в этом же состоял и недостаток, ведь свежесть достигалась за счёт скрытых щелей: в окнах, двери, а иногда и в стенах. В зимнее время в такой комнате весьма прохладно, а если говорить правду, то чертовски холодно. Изразцовая печка в углу не спасает нисколько! Ведь хозяин гостиницы заботится не о том, как обогреть постояльцев, а о том, чтобы они чаще покупали дрова (сверх тех, которые полагаются в счёт оплаты за проживание) или приходили греться вниз и заказывали чай, что опять же служит обогащению хозяина.

– Мошенник! – это было первое слово, произнесённое Ржевским, когда он проснулся и тут же натянул одеяло по самый нос.

– А? Здеся я, барин, – отозвался из своего угла белобрысый Ванька, устроившийся на сундуке. В поездках Ванька исполнял при Ржевском должность и лакея, и кучера, и даже почтового голубя, доставляющего любовные записки в самые неприступные покои, а когда у тебя столько обязанностей, то невольно где-нибудь оплошаешь.

– Да не ты мошенник, а хозяин гостиницы, – проворчал Ржевский. – Совсем заморозил, сволочь.

Ванька в ответ только вздохнул, плотнее закутавшись в тулуп, и уставился в заиндевевшие окна, за которыми уже давно рассвело.

Меж тем поручик, употребив всю силу воли, заставил себя откинуть одеяло и сесть на кровати.

– Ванька, одеваться! – велел он, хотя был уже в некотором роде одет: в стёганый халат малинового шёлка, слегка засаленный, а также в старые синие гусарские рейтузы и тёплые носки неопределённого цвета.

Неизвестно, что бы сказали дамы, узрев Ржевского в таком облачении, да ещё и небритым, но в подобном виде он дамам никогда не показывался. Быстро переодевшись, поручик сделался почти таким же, как вчера, когда блистал на балу. А после того, как Ванька принёс с первого этажа тёплую воду, чтобы барин побрился и почистил зубы, Ржевский стал совершенно таким же, как недавно, готовый пленять женские сердца.

Правда, именно сегодня никаких баталий с последующим пленением могло и не случиться. На сегодня был намечен только визит на квартиру к Петру Никодимову, к двенадцати часам. Адрес – на визитной карточке, которую этот господин торопливо вручил Ржевскому в то время, когда князь Всеволожский, поймав поручика в курительной комнате, вежливо, но настойчиво тащил свою добычу племяннице.

Ничего особенного от визита к Никодимову ждать не приходилось, но Ржевский всё же надеялся выяснить у этого нового знакомого адрес Софьи, чтобы заявиться к Тутышкиным, хоть и не был приглашён.

Конечно, вчера следовало спросить адрес у самой Софьи, но не получилось. Особенно во время свидания в библиотеке, которое, несмотря на назойливость Тасеньки, состоялось. А после свидания Софья в ужасе посмотрела на настенные часы, пробормотала что-то про мужа и вихрем полетела в сторону бального зала, напоследок глянув в стекло книжного шкафа, как в зеркало, а на Ржевского даже не оглянулась. Когда тут спрашивать адрес?!

Вспоминая вчерашнее, поручик спустился в обеденный зал по лестнице, которая своим скрипом оповещала хозяина гостиницы, стоявшего за прилавком в том же зале, что приближается новый источник обогащения. Однако в своих ожиданиях хозяин обманулся. «Господин офицер» не имел намерения заказывать ни водку, ни вино и вообще как-либо опохмеляться: спросил только чаю с сахаром и пирог с капустой, а затем расположился за одним из угловых столов так, будто собирался скоротать час-полтора, то есть сидеть долго и ничего более не заказывать.

Перед тем, как сесть за стол, Ржевский глянул на стену, где висел домик с кукушкой. Стрелки на потрескавшемся циферблате показывали время самое паршивое – слишком рано, чтобы отправляться куда-либо с визитом, но слишком поздно, чтобы предпринимать прогулку по городу, если в полдень намечен визит. Значит, предстояло просидеть за чаем довольно долго, предаваясь воспоминаниям и размышлениям.

Почти сразу, как половой принёс поручику дымящийся чайник, сахар на блюдечке, пирог на тарелке, вторую тарелку, приборы и две чашки, к столу подсел Ванька, громко шмыгнул носом и сглотнул слюну. Ржевский великодушно отрезал от пирога половину и подвинул ножом в сторону слуги, а Ванька не заставил себя упрашивать. Схватил отрезанное, переложил в свободную тарелку и сосредоточенно принялся отламывать кусок за куском, отправляя в рот. Самому поручику есть пока не хотелось, как и пить, поэтому он молча наблюдал за слугой и за несколькими незнакомыми господами, находящимися сейчас в зале.

– А я тут видел, как важный чин приехал, – не прекращая жевание, сообщил Ванька. – Я комнату запирал и вижу, как в соседнюю дверь вносят чемоданы и сундук. Чемоданы хорошие такие и сундук добротный. Да и комната там побольше нашей. «Кто ж приехал?» – спрашиваю. А мне: «Не твоего ума дело». Ну, я сразу подумал, что постоялец важный. Спросил сейчас полового: «Кто ж приехал?» А половой и говорит: «Чиновник. Из самого Петербурга! С секретным предписанием». Вона как, барин! Вот с кем мы теперь соседствуем.

– Да нам-то что за дело, – пробормотал Ржевский. – Предписание это до нас не касается.

* * *

Расписные санки, запряжённые серым в яблоках рысаком, мчались по невысокому, почти пологому берегу Волги, совершенно заметённому снегом. Берег этот именовался набережной, хотя домов здесь было совсем мало и большинство из них –