Угольная крошка - Моника Кристенсен

Люди сидели на скамьях родом из семидесятых с сиденьями, обтянутыми зеленым шерстяным сукном, от которого чесались задницы. Фрёйдис, сидевшей рядом с сотрудниками администрации и их супругами, хор казался чудесным. Дети в своих лучших нарядах, с торжественными минами и сияющими глазами. И старый шахтер с обожженным лицом, стоявший перед ними как высокое темное дерево.

В этом году Пер Лейквик придерживался тщательно подобранного репертуара и пел псалмы, предложенные священником. Его невероятно ясный тенор расходился волнами под сводами строгого церковного зала. Елка мерцала огоньками, сладко пахли цветы, прибывшие накануне бортом с материка. Люди улыбались Фрёйдис, и она улыбалась им в ответ.

Старожилы Лонгиера знали, что своим прекрасным голосом Пер Лейквик отчасти был обязан ужасной трагедии, случившейся в шахте много лет назад. И прихожане на короткое время забывали, что зачастую принимали старого шахтера за городского сумасшедшего – по причине обширных повреждений его мозга. Вернувшись из госпиталя на Большой земле, он стал заикаться так сильно, что лишь немногие понимали его речь. Но в придачу к этому он получил абсолютный слух и необычайно красивый голос.

Он не всегда соглашался продемонстрировать свои новые таланты хоть на церковных, хоть на светских праздниках. Случалось, он внезапно переключался на более скабрезный песенный материал, которого, увы, помнил немало. «Не стоит забывать, что у него не все в порядке с головой, – осторожно вступались самые добрые. – На него нельзя сердиться. Он ведь не со зла».

Но не все соглашались терпеть одинокого бродягу, бесцельно шатавшегося по городу.

– Он это нарочно, – говорили те, кому «посчастливилось» столкнуться с шахтером, когда он был в дурном расположении духа. – Пер может быть весьма коварен. Не позволяйте ему себя провести только оттого, что вам его жаль.

Но во время нынешней мессы все прошло гладко, возможно, потому, что вместе с ним пел детский хор. Пер Лейквик очень любил детей.

За службой последовал прием в доме губернатора, с глинтвейном и сладостями. А новогоднюю ночь чета Хансейдов встретила с друзьями мужа в ресторане отеля «Полар». Все громко болтали и смеялись, а Фрёйдис даже подлила коньяк в кофе, хотя обычно не пила крепкого спиртного. В небе переливалось северное сияние, когда они возвращались в свой дом на вершине холма.

Пятница 5 января 17.45

Уже в первые дни января стало ясно, что маленькому полицейскому участку серьезно не хватало сотрудников. Почти каждый вечер Эрику Хансейду приходилось задерживаться на работе. Скопилось много дел, объяснял он.

– Каких еще дел? – осторожно спрашивала она. – Неужели на Шпицбергене так много преступности?

– Ну, мы не про все рассказываем газетчикам, – хмыкнул он из прихожей, надевая теплую черную куртку. – В основном всякая мелочь: то снегоход украдут, то кто-то влезет в охотничий домик, драки, семейные скандалы и все такое. Но бумажной работы от этого не меньше. И на это надо время, сама понимаешь. Буду дома через пару часов.

И он исчез за дверью.

Его измена вскрылась случайно. Тех двух девиц, что ненароком его разоблачили, она знала только в лицо. Они стояли перед ней в очереди в кассу супермаркета и беззаботно болтали об одной дамочке, жене пилота местной авиации, которой не мешало бы присмотреть за собственным красавцем-мужем вместо того, чтобы мутить с чужими. Возможно, она бы и не связала эти пустоголовые сплетни с Эриком, если бы одна из девиц не назвала его по имени. Но и тогда до нее дошло не сразу, а только когда одна из подружек, заметив Фрёйдис, предостерегающе ткнула другую в бок.

Она сделала вид, что ничего не случилось. Когда на кассе подошла ее очередь, она аккуратно выложила покупки на ленту. Улыбнулась и заметила, что синоптики обещают оттепель. Подумать только, январский дождь на Шпицбергене, разве такое возможно?

В первые дни января все будто провалились в глубокий темный колодец, из которого нельзя было выбраться. Возможно, по контрасту с рождественскими праздниками, когда город лежал, подобно уютному дому любимой тетушки, укутанный в белое одеяло пушистого снега. Когда люди много и вкусно ели и часто были навеселе. Бездельничали дома и ходили в гости. Для визита годился малейший повод. С такой полярной ночью можно было жить. Если б только так продолжалось и дальше.

Но тут сказка резко закончилась, и настали будни. Эта полярная ночь была понурым, непредсказуемым третьим ликом зимы в местных широтах. И таких ликов у полярной зимы было еще немало. Изо дня в день картина за окном менялась. Пасмурный южный ветер поливал все дождем, который мгновенно превращался в лед и просачивался сквозь закрытые двери, заставляя людей сделать батареи погорячее или подкинуть дров в камин. Тех счастливчиков, у кого был камин. Но стоило выйти на улицу – и дождь обрушивался, как проклятие, на всех без разбору. Замерзшая земля почернела и поглотила весь дневной свет.

Все валилось из рук, и на работе, и дома. Люди падали на диван и дремали вплоть до вечера.

Сотрудники администрации губернатора, зевая, приходили на работу и начинали день с приготовления больших термосов кофе. В остальное время они бродили по кабинетам и болтали друг с другом.

– Ну, что новенького? Ничего не слышно?

Но никаких особых новостей не было. Ничего не происходило за черными зеркалами окон. Казалось, весь Лонгиер погрузился на двадцать тысяч морских саженей на дно неизвестного океана. Всякая связь с внешним миром была потеряна, и все рассылаемые сигналы возвращались назад, подобно далекому эху.

Фрёйдис Хансейд и Тур Бергерюд повстречались возле супермаркета в один из самых темных дней зимы. Было самое начало января, в витрине все еще висели рождественские украшения, запыленные и искусственные, как несдержанные обещания после затянувшегося праздника.

Первый месяц года в Арктике может порадовать особой темной морозной красотой. Но в первые дни этого года случилась оттепель. Теплый атлантический воздух устремился в узкий коридор между двумя антициклонами и обрушил на арктический городок ледяной дождь. За какую-то пару часов землю укрыл толстый слой мерзлой жижи. От больших сугробов, возвышавшихся по обе стороны дорог, остались грязно-серые кучи, похожие на кости доисторического змееящера. Пройти по городу пешком стало почти невозможно. Люди неуклюже шагали, широко расставив ноги, в страхе, что земля каждую секунду может уйти из-под ног.

Фрёйдис упала на выходе из супермаркета с полными пакетами еды в руках. Все, кто был поблизости, это видели. Кое-кто даже улыбнулся. А она лежала. Ладони содраны об лед. Штаны моментально промокли. Покупки высыпались из пакетов и валялись вокруг.

Он остановился и помог ей подняться.

– Да это же Фрёйдис Хансейд? – сказал он с деланым удивлением в голосе. Она рассмеялась в ответ, в основном от смущения, а потом заплакала.

– Фрёйдис, ну что же вы. Не ушиблись? Фрёйдис, не надо…

Она вытерла слезы, а он помог ей отряхнуть одежду, собрать покупки и уложить их, мокрые и облепленные грязным снегом, обратно в пакеты. Они зашли в кафе «Горняк». Он поддерживал ее под руку, как будто она нетвердо стояла на ногах. В помещении кафе царил полумрак: верхний свет потушили, только на столиках горели свечи. Было тепло, как оно всегда бывает в домах в это время года.