Налле Лапсон и Тяпка - Йоста Кнутссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— День добрый! — поздоровался Налле Лапсон. — Вас беспокоит Н. Лапсон, мы торгуем бритвенными лезвиями. Не желаете ли приобрести пачечку?
— Как вам не стыдно! — закричала фрекен Канареймерс. — На что мне бритвенные лезвия?
А из дверей тем временем, заливаясь лаем, выскочил маленький злобный мопс и тяпнул Тяпку за ухо.
Не успел Тяпка тяпнуть его в ответ, как мопс удрал в дом, а фрекен Канареймерс захлопнула дверь.
— По-моему, с твоей коммерцией что-то не так, — сказал Тяпка.
Налле Лапсон почесал в затылке.
— Сам не пойму, — сказал он. — Я ведь был любезен как не знаю кто!
— Вероятно, не стоило предлагать бритвенные лезвия даме, — ответил Тяпка. — Что-то мне подсказывает, что это не совсем уместно.
— Может, ты и прав, — согласился Налле Лапсон.
Надпись на следующей двери гласила: «ОПТОВИК ЛЮДВИГ ЛЕММИНГ».
— По крайней мере, это мужчина, — сказал Налле Лапсон и позвонил.
Тяпка старался держаться на заднем плане. Никогда ведь не знаешь, откуда выскочит очередной дурацкий мопс.
Но мопс не выскочил, а на пороге показался оптовик Людвиг Лемминг — мужчина с большой белой бородой.
— Простите за беспокойство, — любезно начал Налле Лапсон, — но не самого ли Деда Мороза я имею честь… нет, что это я, я хотел сказать, не самого ли оттоптовика Лемминга я имею честь видеть в этих дверях?
— А чего вам надо-то? — спросил оптовик Лемминг, причем без малейшей любезности.
— Видите ли, — ответил Налле Лапсон, — чтобы не тянуть кота за хвост и не откладывать его в долгий ящик, я предпочел бы сразу перейти непосредственно к делу.
— Валяйте, — сказал оптовик Лемминг.
— А дело мое такое, — сообщил Налле Лапсон. — Я продаю бритвенные лезвия. По крайне льготной цене.
— Я не брею бороду, — рявкнул оптовик Лемминг. — Вы что, не видите?
И захлопнул дверь.
Но следующий покупатель, кажется, клюнул.
— Почем? — спросил мужчина, открыв дверь номер три.
— Цена льготная, — сказал Налле Лапсон. — Всего двадцать пять эре пачка.
— И правда дешево, — согласился мужчина. — Раз так, я купил бы пачек десять.
— К сожалению, в данный момент у нас их всего пять, — сказал Налле Лапсон. — Сегодня на них бешеный спрос. Сами понимаете — разгар сезона. Но попозже я раздобуду вам еще.
— Ладно, возьму пока пять, — согласился мужчина. — Это крона с четвертаком.
И он протянул Налле Лапсону пять монет по двадцать пять эре.
— Позвольте выразить вам глубокую признательность, — сказал Налле Лапсон и поклонился. — Надеюсь, наше коммерческое взаимодействие успешно продолжится к обоюдному удовольствию. Теперь идем домой снимать кассу, — сказал Налле Лапсон Тяпке. — Так делают все, кто занимается коммерцией.
— Я мало чего понял, — признался Тяпка.
— Все очень просто, — сказал Налле Лапсон. — Я покупаю лезвия по двадцать эре, а продаю по двадцать пять. Получается прибыль.
— Я, конечно, считать не мастак, — сказал Тяпка, — но мне всегда казалось, пять крон стоят побольше, чем пять жалких четвертаков.
— Недалекий ты, Тяпка, — сказал Налле Лапсон. — Пойми, эти пять четвертаков и есть прибыль!
— А куда в таком случае подевались пять крон? — поинтересовался Тяпка. — На которые ты лезвия купил. В скобяной лавке.
— Тоже верно, — согласился Налле Лапсон. — Куда они подевались?
Глава двадцать первая. Палатка или что-то вроде
— Это довольно-таки возмутительно, — сказал Налле Лапсон и почесал в затылке.
— То, что ты все перепутал? — спросил Тяпка.
— Когда приходится держать в голове столько всякой всячины, — сказал Налле Лапсон, — немудрено и забыть, что двадцать эре стоит лезвие, а не вся пачка.
— Это да, — согласился Тяпка. — Но теперь-то уж делать нечего. А в кассе у нас теперь только крона да четвертак.
— Придется снова писать Лотте, — решил Налле Лапсон. — Даже хорошо, что прошлое письмо мы так и не отправили.
Новое письмо Налле Лапсон сочинял часа два. И в конце концов получилось вот что:
ИЩОРАС ДАРАГАЯ ЛОТА!
КАК ТЫ ПАЖЫВАЕШ МЫ ХАРАШО. МЫ БЫ ХАТЕЛИ БЫ ПАПРАСИТЬ ДЕНЕК В ЗАЙМЫ. ШТОБЫ И СЕСТРАМ ЮХАНСОН И НА БЕЛЕТ ДОДОМА.
ОТ ТЯБКИ И НАЛЛЕ ЛАПСОНА
Заклеивая конверт, Налле Лапсон вздохнул.
И оба вышли в город, Налле Лапсон и Тяпка. Наступил вечер. В киоске