Чмоки - Дэвид Хаггинз

— Стив, ты можешь думать, что хочешь, но мне действительно неприятно, — заявил Алан.

— Что-о?! Неприятно тебе!? Да ты об этом всю жизнь мечтал!

— Если объективно… — начал он.

— А ты, Тони, вообще дебил. Сколько он тебе дал? Полста тыщ?

— Это его личное дело, — влез Алан. — И вообще, если ты успокоишься, то сам поймешь: Тони — дизайнер, от него у нас доход зависит. Так всем будет лучше. Потом, что тебе так уж волноваться? У тебя инвестиции.

— Они у меня на два года минимум заморожены. На что я жить-то буду?

Салли посмотрела на меня так, как полагается смотреть на человека, которого собираешься уволить. Их этому специально учат в пособиях для топ-менеджеров.

— Стив, я уверена, что работу ты найдешь без проблем. Тем более что это временное, нам нужно просто как-то пережить этот кризис…

У нее, наверно, вместо сердца контейнер с жидким кислородом.

— Где я ее найду-то? В «Макдоналдсе»? Охренели вы, что ли?

— Слушай, Стив, — опять встрял Алан. — Я тебе советую очень хорошо подумать и взвесить свои варианты. Ты сам поймешь, альтернативы просто нет. Или так — или банкротство.

— Правильно. Вариантов у меня теперь вообще нет. Ты же и постарался, сука!

Я быстро обогнул стол и со всей силы вломил ему в морду. Костяшки свело дикой болью. Алан отвалился на спинку кресла. Из носу у него потекла кровь, как будто я открыл кран у него в голове.

Потом он вскочил и вцепился мне в горло. Я попытался дать ему в челюсть снизу, но он прижал подбородок к груди. Тогда я стал отдирать его руки, одновременно пиная его по ногам, чтобы лишить опоры.

А ведь он меня так задушит. В голове стучит, воздуха нет…

Я ухватил его за волосы, оттянул ему голову назад и с размаху, как битой, прислал ему кулаком по носу. Алан взвыл и разжал руки. Я откатился назад, судорожно глотая воздух. Нос я ему разнес основательно: кровища фонтаном хлещет. Пропал теперь Саллин ковер…

Алан ведрами извергал кровь. Какое-то время мы все зачарованно смотрели на красное. Алан издавал какие-то жабьи всхлипы и с первобытной злобой таращился на меня.

Тони схватил меня за руку, но я оттолкнул его, и вовремя: Алан ринулся на меня. Я отскочил, получил локтем в ребра, но все-таки успел развернуться и пнуть Алана под колено. Он сильно налетел на угол стола и мешком сполз на пол. Тогда я со всей силы всадил кроссовку ему в брюхо. Он съежился на полу, пытаясь защититься, а я еще раз въехал ему в лицо. Женщины визжали.

Тони и Джулия наконец отодрали меня от Алана. Тот стоял на коленях, зажимая пальцами переносицу, чтобы остановить кровь. Глаза у него были как у бешеного зверя. Салли вопила, чтобы я убирался.

— Ладно! Ухожу.

По дороге к двери я ухватил со стола тощий Саллин бонсай и запустил им в Алана. Ему повезло, что он успел закрыться: фарфоровый поддон шел ему как раз в висок. Гневным шагом я покинул кабинет.

Мне нужно было выпить. Недалеко от площади был паб «Принц Уэльский» — туда-то я и пошел. Народу там было полно: офисные служащие готовились набиться в метро и отправиться по домам. Я протолкался к бару и заказал себе скотч. У барменши, стоявшей в профиль ко мне, вокруг головы был голубой нимб от светящейся мухоловки.

Меня тошнило. Сердце выбивало двести в минуту. Костяшки на правой руке начали распухать. Скотч жег мне внутренности. Хотелось перерезать Алану глотку и насадить его голову на кол. Какой-то офисный деятель задел меня, проталкиваясь мимо. Я был слаб и уязвим, как муха с оторванными крыльями.

Я пил, успокаивая нервы, пока не почувствовал себя в силах позвонить Луису, моему адвокату. К автомату в пабе приник пьяный в деловом костюме и бубнил в трубку о своей неземной любви. Пришлось дойти до машины и взять мобильный.

Луис пообещал проверить мой контракт и посоветовал мне забрать из офиса все бумаги на случай, если дело дойдет до суда. Я попрощался с ним и поехал домой. Был час пик, машины нескончаемым потоком ползли на запад, где от отвращения умирало солнце.

Солнце валилось за край земли прямо за нашим домом. Я свернул на подъездную дорожку. Сколько мы в этом доме протянем без моей зарплаты? Ипотека-то никуда не денется, а кредит мы брали — дай-то бог. Мы слишком много тратим, как сказал Алан.

Господи, уволили. В голове не укладывается. Знаешь, а все равно не веришь, потому что непонятно, с чего вдруг Алан все переиграл. Какой ему смысл меня увольнять? Наверно, если спокойно поговорить с Джулией и с Салли, они еще могут меня восстановить. Я брел по гравию, и все происшедшее казалось мне дурной шуткой.

Я открыл дверь и отключил сигнализацию. Лиз не было, в записке было сказано, что она пошла с Мэри на йогу в фитнес-центр и вернется к десяти. Голова слегка кружилась от голода. Я стал сооружать себе спагетти болоньезе, и готовка более-менее отвлекла меня от мыслей об Алане и его предательстве. Скоро спагетти кипели в одной кастрюльке, а смесь для соуса булькала в другой. Я порылся в заваленном шкафчике в поисках меленки для перца и обнаружил ее рядом с хлебницей.

Странно. Сегодня она была какая-то другая — массивнее и качественнее, что ли. Головка-луковка, с сейфовой четкостью отщелкав ряд остановок, повернулась и припорошила соус, прорисовав на его поверхности две перечные диагонали. Крутить ее было одно удовольствие, вспомнился даже тот далекий день, когда я отвернул голову сестриной кукле. Я пришел в неописуемый восторг и решил накупить побольше этих штук и раздарить их оставшимся друзьям.

Эту меленку мы с Лиз выудили из корзины с уцененными вещами и купили за три девяносто девять еще для нашей первой квартиры в Финзбери-парк. Конечно, в скором времени она обнаружила все убожество чешской сборки: плохо обточенная сосновая конструкция уфожающе визжала в садистском стиле Штокхаузена,[9] поднимаясь до частот, от которых по спине бежали мурашки. Шурупчик наверху вечно вывинчивался из металлического гнезда и закатывался под плиту.

Я выложил спагетти в тарелку и принялся за еду. Вкус был совершенно божественный — я подумал даже, что, может быть, некая внешняя сила не только облагородила мои сенсорные ощущения, но и потрудилась еще и над линиями и ароматами фактического мира. Я снова посмотрел на стоявшую тут же меленку. Ее некогда белый сосновый корпус был покрыт множеством отпечатков — крошечных спиральных гравюр, запечатленных в масле и красном вине.

Внимательный осмотр дал еще более удивительные результаты: под покровом пятен местами проглядывала вовсе не дешевая чешская сосна, а какое-то другое, неизвестное мне дерево. Оно было похоже на прессованный клен сорта «птичий глаз» с причудливо тонкими фрактальными завитками ореха. Всматриваясь в текстуру дерева, я со временем различил слабое мерцающее роение, похожее на начальную стадию броуновского движения. Казалось, что дерево закипает, но стоило мне упереться глазами в кипящую точку, как поверхность мгновенно выравнивалась и застывала. Я почувствовал, что это как-то связано с давешней галлюцинацией, и строго сказал себе, что это просто шок, усталость, и ничего больше.