Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках - Александр Хлевов

Один, правление которого современной наукой хронологически вписывается в рубеж эр, выступает в этой, весьма демифологизированной, версии в качестве не только своего рода культурного героя, но прежде всего в ипостаси мудрого и отмеченного явной харизмой правителя:

Один обладал не только собственными сверхъестественными возможностями и способностью к колдовству, но и благоприобретенными талантами, позаимствованными им у ванов — архаических богов плодородия, обретавшихся в непосредственном соседстве с Асгардом, жилищем асов. Причем эту приобретенную мудрость Один стяжает всеми доступными ему средствами. Показателен эпизод, когда в процессе замирения после битв асов и ванов взаимно выдаются заложники: от ванов к асам, приходит мудрец Квасир (позднее дарующий человечеству поэтический талант), а Один отправляет взамен не менее мудрого Мимира в качестве консультанта главного заложника от асов — Хенира, ставшего вождем ванов. Вскоре простодушные ваны убили консультанта своего новообретенного владыки и отослали его голову в Асгард. В результате Один вернул себе своего ставленника Мимира (голова коего была им успешно возвращена к жизни), а также приобрел Квасира (88; 4).

В образе Одина, как неоднократно отмечалось в литературе, сохранились многочисленные черты, свидетельствующие о его архаических корнях (впрочем, далеко не всегда его собственных, но позаимствованных от иных богов). В числе таковых — связь с весьма древними обычаями брачных отношений. Она проявляется в коллизии, возникшей в результате очередной длительной отлучки Одина, когда его братья разделили его наследство и оба временно оказались мужьями жены Одина — Фригг.

Постепенно традиция переносит повествование на северную почву. Поскольку Один располагает сверхъестественным знанием, он провидит собственное владычество в Северных странах. В результате Асгард остается на попечении его братьев, Вили и Ве, а сам Один с асами и собственным народом переселяется в Швецию. Долгие скитания по Европе, согласно саге, приводили Одина то в Гардарики (Россию), то в Германию (Саксонию), то на острова Датских проливов. Однако окончательно свеи обосновались лишь в Скандинавии. Один провел классическую демаркацию и распределил между своими родственниками и соратниками владения, создав в каждом из «доменов» по центру, именуемому общим именем «сигтуна» (в буквальном смысле «ограда победы», «град победителей»). Так, Ньерд жил в Ноатуне, Фрейр — в Уппсале, Хеймдалль — в Химинбьерге, Тор — в Трудвангаре, а Бальдр — в Брейдаблике. Симптоматично, что, за исключением Уппсалы, все остальные «сигтуны» являются чертогами асов в Асгарде, упоминаемыми Младшей Эддой.

Один мог менять внешность или, что вернее, перемещать свой дух в тело животного.

Именно с Одином традиция связывала активизацию воинской деятельности у скандинавов. Он располагал многочисленными магическими и сугубо военными талантами, причем активно эксплицировал их на собственное окружение, способствуя его непобедимости во многочисленных сражениях с соседями.

Несомненно, располагая подобным набором качеств, дополненных даром провидения и неограниченными способностями к изменению собственного внешнего облика, Один представлял собой тип идеального правителя — идеального настолько, что прижизненное существование среди подданных не оставляло ему шансов избегнуть обожествления. Именно это и произошло уже при жизни Одина; однако наивысшего развития культ правителя достиг после того, как Один, несмотря на собственные таланты и умения оказавшийся все же смертным, отошел в мир иной.

Одину приписывалось, в частности, и изменение погребальной обрядности, в культуре архаических обществ приобретавшей главнейшее и первостепенное значение. Именно с его установлениями связывалось распространение обычая кремации с последующим погребением пепла в земле либо в море. Обычай заупокойных приношений, сопровождающих человека в другой мир и совершенно архетипичных, был скорректирован Одином. Согласно его завету, человек продолжал пользоваться на том свете тем, что он собственноручно закопал в землю еще при жизни. Именно в этом представлении лежали корни обычая, массово распространенного в архаическую эпоху, в вендельское время и в эпоху викингов, когда владельцами богатств зарывались сотни и тысячи кладов, — отнюдь не как средство накопления, но исключительно как мерило богатства и удачи в земной жизни. Отчетливо выраженное стремление сохранить материальный символ собственного успеха в виде богатств для посмертного использования имел, таким образом, весьма древние истоки.

Смерть Одина положила начало его безвозбранному обожествлению. Сам акт умирания великого вождя стал глубоко символичным действием. Он велел перед кончиной пометить себя острием копья и присвоил себе всех, умерших от воздействия оружия. Разумеется, можно спорить о том, что было первично: младшеэддическая версия жертвоприношения Одина на Мировом ясене или же «земная» версия жизни храброго, воинственного, мудрого и удачливого правителя. Однако именно этим событием завершается «позитивистский» путь Одина на земле. Дальнейшее принадлежит сфере мифа и эпоса.