Затаенная страсть - Маргарет Пембертон

Тяжело вздохнув, она бросилась на постель, устремив в потолок широко раскрытые глаза.

Услышав голос Сары, Шарлотта вскочила, поспешно соскользнула с кровати и просунула руки в шелковый пеньюар. В дверь уже стучалась Мария.

– К вам мадемуазель Бернар!

– Сейчас спущусь! – крикнула Шарлотта и, наспех расчесав волосы, сколола на затылке шпильками. Времени одеться не было. Мелодичный голос Сары все приближался. Еще секунда – и она будет в спальне.

Шарлотта распахнула дверь и бросилась по коридору к широкой лестнице.

– Шарлотта!

Сара стояла на цыпочках в дверях большой гостиной, словно замерев в тот момент, когда уже хотела взлететь по лестнице и вторгнуться в спальню Шарлотты.

Она оделась в траур. Лиф ее черного платья был задрапирован мягкими складками, как у греческой богини, что еще больше подчеркивало ее необыкновенную стройность. На плечи было накинуто манто из шиншиллы.

– Шарлотта!

Она широко раскинула руки, и Шарлотта очутилась в ее теплых объятиях.

– Какая трагедия! Какая беда!

Отстранившись от девушки, она вгляделась в бледное лицо с темными кругами под глазами.

– Как вы страдали, бедняжка! Вы ведь очень любили княгиню Наталью, верно?

– Да, – прошептала Шарлотта, едва удерживая слезы.

– Я буду на заупокойной службе, – пообещала Сара, увлекая Шарлотту в гостиную и приказав подать что-нибудь освежающее с таким видом, словно была хозяйкой виллы. Горничная беспрекословно повиновалась. – Думаю, Эдмунд Спенсер[1]был прав, утверждая, «как приятны сон после тяжкого труда, порт после штормовых морей, отдых после войны, смерть после жизни».

Шарлотта опустилась на диван и пригласила Сару сесть. Спала ли она? Непонятно…

– Что же теперь будет с вами, малышка Шарлотта? – осведомилась Сара, располагаясь на шезлонге, невероятно элегантная, неотразимо прекрасная.

– Вернусь в Англию.

Тонкие брови Сары исчезли под массой золотисто-рыжих волос.

– В Англию? Там так холодно и сыро! – Она вздрогнула.

Впервые с момента смерти княгини Шарлотта улыбнулась.

– Это мой дом, мадемуазель.

– Сара, – поправила актриса, взмахнув изящной белой рукой. – Наш дом тот, который мы выбираем сами, маленькая Шарлотта. Есть дом, где мы родились, и есть наш духовный дом.

Горничная поставила на стол серебряный поднос с кофе и теплыми бриошами.

– Мой духовный дом – театр «Комеди Франсез», для вас…

Влажные озера ее глаз вопросительно смотрели на Шарлотту. Девушка подумала о золотом Мавританском зале, о публике приватного салона. В глубине души она точно знала, где ее духовный дом, и все же это совершенно неподходящее место для дочери священника. То самое, о котором она не могла сказать вслух даже себе.

– Не думаю, что я уже нашла свой духовный дом.

– Он там, где тепло, моя отважная, прекрасная Шарлотта! Не в серой унылой Англии!

Сара с аппетитом съела бриошь и потребовала, чтобы горничная унесла тарелку и скормила остальное волкодаву, несправедливо оставленному в экипаже.

– Князю Виктору уже сообщили о кончине матери?

– Да, это любезно сделал еще вчера граф Шандор Кароли.

– А, граф Кароли… – Кошачьи глаза Сары заволокло мечтательной дымкой. – Так высок, так красив… так опасен…

Шарлотта дрожащей рукой поставила фарфоровую чашку с блюдечком на хрупкий низкий столик. Она не желала обсуждать графа Кароли. Не желала думать о нем. И все же придется. Она не поблагодарила его как следует за доброту и помощь, за любезность, с которой он снял с нее бремя забот о похоронах княгини.

Сара поспешно поднялась.

– Не слишком скорбите о княгине, Шарлотта. Она прекрасно прожила жизнь. До последней капли. И умерла без страданий и боли. Всем нам остается лишь надеяться на нечто подобное.

Она поцеловала Шарлотту в щеку, обдала экзотическим ароматом духов и, волоча меха по полу, вышла.

Из открытого окна доносился ее голос, ласково бранивший залаявшую собаку и обещавший ей лучший бифштекс, который только сможет предложить шеф-повар «Отеля де Пари».

Шарлотта вернулась к себе. Оказалось, ей нечего надеть. Княгиня, заявляя, что Шарлотта слишком молода, чтобы одеваться в черное, не позволила ей заказать траурный наряд. Оставалось простое платье из тяжелого перламутрово-серого шелка. Шарлотта переоделась и застегнула крохотные перламутровые пуговки на лифе и манжетах.

Все утро к вилле тянулись экипажи визитеров, оставлявших карточки с соболезнованиями для все еще отсутствующего князя Виктора. Лорд и леди Пителбридж, графиня Бексхолл, княгиня Елена, турецкий паша… И ни тени вчерашнего дружелюбия по отношению к Шарлотте. Она снова стала мисс Грейнджер. Платной компаньонкой. Никто не удостоил ее доброго слова или сочувствия.

Гроб с телом княгини, привезенным из дома доктора, был выставлен в парадной гостиной. Цветы прибывали нескончаемым потоком, так что усопшая буквально в них утопала. Шарлотта, у которой не было средств состязаться с роскошными подношениями королей Сербии, Швеции или Испании, оставила на атласной подушечке маленький венок незабудок и вложила в руки княгини букетик ее любимых пармских фиалок.

Лицо княгини, при жизни морщинистое, сейчас Чрловно разгладилось, было спокойным и безмятежным.

День тянулся, а процессия пришедших отдать последний долг не уменьшалась. Князь так и не приехал.

Пришли даже месье Бертора и управляющий «Отеля де Пари». Явились великие князья.

Когда солнце стало клониться к закату, Шарлотте пришлось искать убежища на террасе.

Массивные купола Дворца дьявола мягко отсвечивали в последних золотистых лучах. Княгиня больше никогда не войдет в эти стены.

Сердце Шарлотты сжалось. Ей тоже там не бывать. Когда приедет князь Виктор и отдаст ей деньги, она в последний раз посмотрит на Дворец дьявола и сверкающее синее море.

Сквозь деревья на склоне холма виднелась дорога, ведущая к порту.

Она сразу узнала ландо и белых скакунов графа Кароли. Как и золотисто-рыжую копну волос его спутницы.

Шарлотта отвернулась, стараясь подавить ураган противоречивых эмоций, обуревавших ее. Когда приедет князь, она найдет время лично, по всем правилам поблагодарить графа Кароли и навсегда выбросит его из головы.

Только поздно вечером наконец появился князь, в виктории,[2]запряженной парой серых. За ним следовали экипажи с камердинером и остальными слугами. Приземистый, плотный, краснолицый, щегольски одетый, граф не обладал и каплей язвительного обаяния матери.