Роковая Маруся - Владимир Качан

Вообще, конечно, вся эта Кокина компания доморощенных московских плейбоев во главе с Тихомировым – это на одну Машу было уж слишком много, несправедливо много, силы были явно не равны, но, как мы увидим в дальнейшем, моя Маруся, почти как республика Куба – один из последних на планете бастионов социализма, окруженная со всех сторон врагами, держалась до последнего, и я, восхищенный зритель, только и мог, что болеть за нее и говорить про себя: «Браво, Маруся! Ну пусть хоть раз победит слабейший!»

В тот же день, день крушения идеалов, если вы помните, Кока пришел к Тихомирову с бутылкой водки, они посидели, и Кока все, что было за последнее время, ему рассказал. Поведал Тихомирову, что он увяз, влип и что эта ужасная (в смысле цинизма) особа, которая к тому же старше его на пять лет, сделала его, Коку, больным и слабым, что он постоянно думает о ней, все валится из рук, и он ничего не может с собой поделать. Он рисовал симптомы своего недуга, которые и так слишком хорошо известны всем и каждому, они так же типичны, как симптомы гриппа: ну, элементарно – температура, головная боль, сухой кашель, ломота в костях – значит, грипп; так и тут – бессонница, мысли все время о ней и вокруг нее, отвлечься невозможно; плюс мелкие признаки, годами повторяющиеся в нашей эстрадно-песенной лирике, по которым мгновенно узнаешь любовь, которая пришла… или ушла, или пока тут.

Вот вам дежурный набор этих признаков, из которых вы сами можете запросто сложить песню о любви: во-первых, конечно, «разбитые мечты» – ну куда без них, затем «все прошло», или «любовь прошла, как дождь (можно «снег»)», или «уже не вернуть, уже не найти», еще обязательно – «осталась печаль», потом «вспоминай мои губы, вспоминай» – это уже точно про нашу историю; хорошо также начинать куплет с «ты не понимаешь» (вариант: «и тогда ты поймешь») или «а помнишь?..», или «ты меня не зови» (вариант: «позови». Можно «не зови», а можно наоборот – «позови»), начать хорошо также со слов «тебя уж нет со мной» (вариант: «меня уж нет с тобой», а также «ты со мной не рядом») – по этой причине «кто-то другой твои целует руки, губы…», далее – по вкусу; хорошо еще – «это был чудный (дивный) сон»; нельзя обойтись без риторических вопросов, без вскриков в пустоту типа «где ты?» или «где ты теперь?». Ну и, конечно, вам не обойтись без телефона: «телефон молчит» (лучше всего – в ночи) или «ты не звонишь», то есть телефон должен молчать вглухую и тем самым еще больше усиливать печаль, понимаете?..

И уж совсем впрямую к нашему рассказу: «осталась только рана лишь глубокая», и «все, что было, – обман, и остался туман», и, разумеется, «растеряла любовь, растоптала цветы», поэтому, сами понимаете, «на сердце тоска». И, как следствие всего вышеизложенного: «я не могу без тебя» (чего не можешь – расшифровывать не надо, это лишнее, не могу – и все, ничего не могу! С тобой – могу, а без тебя – нет). Ну, видите, как просто?.. Я вдохновил вас на песенное творчество? Приступайте, вы будете не хуже других, уверяю вас.

Вся эта песенная сыпь (или даже отдельные прыщики) хрестоматийно указывают на то, что любовь пришла; вот, как почувствуете, например, что «на сердце тоска» – все, поздравляю вас, она здесь. А Кока был уже во второй стадии заболевания, в стадии «я не могу без тебя», и этот диагноз доктор Тихомиров ему тут же и поставил.

– Ну, что делать, Володя, что?! – колотился Кока о стенки уютной Тихомировской кухни.

– А ничего, – спокойно отвечал Володя, пощипывая знакомым образом бородку, что, однако, означало у него напряженную работу мысли. – Плюнуть и забыть. Давай девушкам позвоним, сейчас приедут.

– Да какие на х… девушки! – стонал Кока.

– Адрес правильный, – цинично заметил Тихомиров, – именно туда, куда ты сказал. Тебе сейчас это полезно.

Кока даже не улыбнулся.

– Ты лучше скажи, что мне делать, что?! – Он метался по кухне, заламывая руки, как это было принято в древнегреческих трагедиях, подходил к столу, наливал себе и опять мерил кухню шагами, как волк в клетке: места мало, и поэтому три шага туда, три сюда, туда-сюда, туда-сюда, так что в глазах у Володи рябило.

– Да сядь ты, бога ради! – заорал Тихомиров.

– Не могу-у-у, – тоскливо выл Кока, выпивал и опять ходил и скулил, скулил, мешая Тихомирову сосредоточиться, а ведь он сейчас размышлял и принимал решение. Наконец ему Кокино художественное нытье надоело, да к тому же работа мысли была уже закончена, ибо он перестал пощипывать бородку и, видимо, какое-то решение уже принял.

Кока это почувствовал и встал, глядя на Володю собачьими глазами, полными надежды на то, что сейчас наденут ошейник и поведут гулять.

– Ну ладно, – скучным голосом сказал хозяин, – только поклянись, что будешь меня слушать, что бы там ни было.

– Клянусь, Володь, клянусь, о чем речь!

– Нет, погоди. Тебе будет трудно и очень – железно выполнять то, что я буду говорить. Тебе будет хотеться совсем другого, ты будешь визжать, что ты не можешь это сделать, что ты не садист, что ты ее любишь, и ты будешь отказываться. Будешь?

– Нет, нет, Володя, что ты, не буду. Буду делать все, как ты скажешь. – Кока в данный момент был готов на все, чтобы получить рецепт, точнее, лекарство от своей головной боли. И, хотя это была боль не головная, а душевная и лекарства, как известно, от нее нет, потому что где-то болит, а где – не поймешь, географических координат у души нет, и что лечить – непонятно; да и как, собственно, лечить человека, который хочет и любить, и отомстить, и наказать, и целовать, и ненавидит, и не может без. И все же, несмотря на все это, у Тихомирова было одно лекарство, правда, не сиюминутного действия, оно должно было подействовать не сразу, не сегодня, но зато сильно и надолго.

– Давай так договоримся, – сказал Тихомиров, – в первый же раз, как только ты меня не послушаешь, я отхожу в сторону и дальше сам трепыхайся, как хочешь. Согласен?

Надо ли говорить, что Кока был согласен на все, и тогда Тихомиров начал: «Завтра в девять часов утра…»

Назавтра в 9 часов утра Тихомиров заехал за Кокой на улицу Грановского, в 9.20 они покупали цветы на Центральном рынке, в 9.40 были в переулке напротив Вахтанговского театра, а оттуда пешком дошли до театрального училища имени Щукина, из стен которого походкой Юла Бриннера из «Великолепной семерки» вышел несколько лет тому назад наш герой на свободную охоту за признанием и славой. Они встали там в 9 часов 45 минут. Цветы пока остались в машине и, конечно, предназначались не Маше.

Идея была проста: в 10 часов начинаются, как правило, занятия, урок танца уж во всяком случае. Сейчас будут подходить студенты, а главное – студентки, и тогда они по-быстрому выберут самую эффектную и красивую девочку, и Тихомиров с ней перед занятиями поговорит. Поговорит, как кинорежиссер. Отчасти это было правдой: Тихомиров как раз начал пробовать себя в режиссуре и даже уже поставил кое-что во ВГИКе, это была дипломная работа его друга – кинооператора, в которую тот и пригласил Володю в качестве режиссера. И картина получилась, а Кока сыграл там, кстати, одну из главных ролей. Но это было год назад, а сейчас Тихомиров не без удовольствия развернул свои режиссерские опыты в экспериментальной лаборатории Кокиной жизни, а подопытными свинками должны были послужить Маша, Кока и та неизвестная красавица, которую они выберут через несколько минут. Почему обязательно из Щукинского училища? «Смотри, – объяснял вчера Коке Тихомиров, – все надо делать быстро, так? Значит, надо, во-первых, найти потрясающую деваху, чтобы глаз не оторвать, – это обязательно, а во-вторых, чтобы она побыстрее тобой увлеклась. Где сейчас самые красивые и эффектные девушки? Правильно, на панели, а еще где? Точно, на 1-м курсе ВГИКа или театрального института. Именно на 1-м, потому что свежа, нетронута и готова к любви, разочарований еще не было, мордой об стол еще не было, первый раз „мордой об стол“ – это будешь ты, понял? Теперь, почему все-таки Щукинское? – А чтобы она тебя знала, дурачок, ты это заведение тоже закончил – раз; о вашем курсе легенды ходили, она должна их знать – это два; и наконец, ты сейчас в Москве довольно известный артист, на тебя ходят – это три, понял? А теперь – повод для знакомства: я хочу ее попробовать в кино, она соглашается, я говорю, что хочу сегодня же познакомить с партнером, он, кстати, тоже из Щукинского училища, когда это можно сделать? Она говорит, что после занятий, я говорю – поздно, время не терпит, после занятий уже повезем на кинопробы; она колеблется, не знает, тогда я спрашиваю, когда у них там перерыв, перемена или что там; она говорит, что через час кончится танец; через час мы тут, да подо–жди, без цветов, конечно, кто при первом деловом знакомстве дарит цветы, идиот! Дальше – я вас знакомлю, ты делаешь вид, что от нее сразу ошизел; еще через час, после следующей лекции ты вызываешь ее и даришь… нет, стоп! Не надо ждать еще час, она уходит, ты на проходной оставляешь букет и устно – понял? – устно! – просишь передать такой-то; кто передал, неважно, не называйся: тебя там все равно срисуют и ей передадут. А после занятий – по обстановке, но так или иначе мы ее встречаем, и вечером она – наша. Можно будет даже признатъся, что кино – это предлог, чтобы с ней познакомиться».