Армен - Севак Арамазд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неси! — пожилой громко прочистил горло.
Проходя мимо Армена, человек вскользь взглянул на него, как смотрят на случайный клочок бумаги, и быстрыми шагами направился к пожилому. От него исходил резкий запах одеколона, тотчас же заполнивший весь кабинет, и Армен почувствовал: что-то изменилось, что-то относящееся к нему. Об этом говорило и помрачневшее лицо Чаркина.
Человек подошел к столу, положил принесенную бумагу перед пожилым, потом наклонился к нему и стал быстро-быстро что-то шептать ему на ухо. Пожилой внимательно слушал, косясь на бумагу. Вошедший, по-видимому его помощник, скорее всего излагал содержание полученного документа. Лицо пожилого хмурилось все больше и больше. В конце концов он побагровел от ярости.
— Довольно! — взревел он, ударив кулаком по столу с такой силой, что стол ответил жалобным стоном, а помощник отшатнулся, при этом его холеное лицо исказилось от страха. — Довольно! Что значит «лично»? На сколько кусков я должен разорваться? Всю ночь ни на минуту не отрывался от дел, чтобы потом сомкнуть глаза, отдохнуть немного. Может, мне еще и в карауле стоять? А чем будет заниматься эта армия дармоедов? — грозно вопросил пожилой, бросив свирепый взгляд на своего помощника, точно тот был во всем виноват. — Видите ли, я должен оставить все дела и взять лично на себя «руководство ночным патрулированием…» — Безмерно оскорбленный, он скорчил саркастическую гримасу и, вскочив из-за стола, угрожающе заметался по кабинету. — Видно, это тупоголовое мужичье совсем с ума посходило! Спят, точно боровы, что-то померещится им во сне — и тут же требуют закона и порядка. Что значит «мы видели убийцу»? Если видели, пусть его схватят и приведут, а я с удовольствием накажу! Я знаю, что и как они видели, эти остолопы! Того учителя истории тоже «видели», говорили: «это он». А потом выяснилось, что он вообще в первый раз вошел в это проклятое село. И снова эта идиотская история повторяется, снова и снова! — Точно в лихорадке, он говорил сам с собой, сверкая невидящими глазами. — И я должен оставить свои дела и ехать черт-те куда, чтобы лишний раз убедиться, что ни бельмеса они не видели, что это им во сне приснилось — так, что ли? Да ведь эти свинопасы ничего не знают о чужеземце! Кого подозревают, на того и указывают. Спрашивается, если этот человек долгое время жил в заброшенной развалюхе, почему никто не поинтересовался: а кто он такой, зачем явился в их село, чего он хочет? Или же: как этот ребенок оказался в полночь возле развалин?.. Я знаю, что я сделаю, — круто остановившись и выбросив вверх руку, воскликнул пожилой с недоброй усмешкой. — Я поеду, да, поеду, но если и на сей раз выяснится, что это была пустая трата времени, — ни на что не посмотрю, дух вышибу из этого старосты!.. Да, да, собственными руками прихлопну!.. — Пожилой умолк, наклонив голову, и только щека его конвульсивно подергивалась.
Армен лишился дара речи. Было очевидно, что в бумаге говорилось об убийстве мальчика в небольшом лесном селе. Неужели его злополучное посещение того села дало пищу для новых подозрений? Армен побледнел. Подумал: это конец…
— Чаркин! — взорвался в тишине раздраженный голос пожилого. — Следуй за мной! — Решительно подойдя к гардеробу, он с шумом открыл дверцу и вытащил фуражку.
— А этот? — указав на Армена, разочарованно дрожащим голосом дерзнул напомнить Чаркин, который в течение всего этого времени, втянув голову в плечи, испуганно следил за гневными движениями пожилого. — С ним что делать?
Пожилой, по-видимому, напрочь забывший о существовании Армена, сперва посмотрел на него с изумлением, а затем опять разъярился.
— А ты перестань приводить сюда бездомных баранов и тыкать мне в нос! — заорал он на Чаркина. — Что делать, что делать!.. Барин, запиши фамилию и гони его в шею!..
Слушай меня, ты, армянин! — повернулся пожилой к Армену. — Быстренько собери свои пирожки и прочь с моих глаз! Еще раз попадешься мне — отправишься прямиком в тюрьму…
Резко надвинув фуражку на глаза, он ринулся к выходу.
Чаркин понуро последовал за ним.
Пока Барин мусолил потрепанный журнал, регистрируя его фамилию, Армен с тяжелым сердцем подошел к столу и стал собирать вещи. Руки у него дрожали. Он сгреб ладонью мелочь и высыпал ее во внешний кармашек рюкзака, а пирожок хотел было выбросить в мусорную корзину, но побоялся оставлять его в этом здании, тем более что помощник пожилого, прислонившись к подоконнику, следил за каждым его движением. Он бережно положил этот черствый и наполовину почерневший кусок теста в пакетик и упрятал на самом дне рюкзака. Помощник улыбнулся, и эта улыбка кольнула Армена в самое сердце.
Когда скрежет ворот затих за спиной и Армен остался один, ему почудилось, что он оказался в бескрайней и бесконечной тюрьме, и невольный вздох вырвался у него из груди. Вокруг безмолвствовала все та же ночь, только глубже и темнее, чем прежде. Единственная перемена заключалась в том, что луна стала еще бледнее и нахохлившейся птицей сидела на вершине огромного дерева, что, подобно полуразвалившейся башне, возвышалось вдали над черной стеной леса. Она тоже была одинока и всеми покинута.
На пустынной дороге раздавались лишь звуки шагов Армена. Внутри него была пустота, бездонная пустота. Такая же, какую он чувствовал в объятиях Сары и видел во взгляде Чаркина. Словно любовь и ненависть рождались из этой пустоты и, истощившись, оставляли после себя ту же пустоту…
Свернув к тропинке, Армен вошел в лес и стал подниматься по небольшой возвышенности. Казалось, деревья в темноте поднимаются вместе с ним. К своему удивлению, вскоре выйдя из леса, Армен оказался не перед автовокзалом, а на берегу реки. Что ж, значит, он инстинктивно взял противоположное направление. Потому что автовокзал стал внушать ему страх.
Армен продрался сквозь кустарник, закрывающий ему обзор, и, выйдя к небольшому косогору над самой рекой, остановился. В тусклом мерцании луны, извиваясь подобно удаву, сквозь лес неощутимо текла река — туда, к смутному наброску горизонта, где пряталась ее ночная добыча. В этом замкнутом пространстве Армен почувствовал себя в большей безопасности. Река, пусть даже пугающая с виду, была живым присутствием, она не может наброситься на человека ни за что ни про что. Армен наискосок спустился к воде и начал высматривать место для ночлега. Наконец там, где берег слегка обвалился, приметил дугообразную расщелину, в которой можно удобно устроиться. Когда он добрался до расщелины, из нее с жалобным писком выскочил какой-то небольшой зверек и в ужасе метнулся в траву. Скорее всего, это была мышь, для которой он — такой же страшный хищник, как… Вжавшись в расщелину, Армен сомкнул глаза, но сон к нему не шел. Усталость была так велика, а нервы так напряжены, что отдых становился невозможным. Он обхватил руками колени и погрузился в созерцание реки.
Вода была тихой и темной, безбрежной и страшной, она словно затаила дыхание и следила за окрестностью множеством незримых глаз. Казалось, это некое безымянное и безликое существо, которому обязано рождением все вокруг: лес, ветер, ночь, луна и звезды. И если оно нечаянно моргнет, все это перепуганной дичью низвергнется в его раскрытую пасть и исчезнет…