Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР - Екатерина Наговицына

— Ворона, — Тамара задумалась на секунду, — думаю, что как таковой вороны и не было. Просто нас, — и она улыбнулась, — ведьм, видят иногда в образе несколько ином, необычном. С кем по духу своему ближе, в таком виде и проявится.

— А ты в каком образе?

— Придет время, может, и увидишь. А сейчас спать давай. Утром головы не оторвешь.

Но Кире надо было удовлетворить свое любопытство до конца:

— Том, подожди, а шкатулку ее ты куда дела?

— Ну, Кирюха, любопытной Варваре сама знаешь что сделали. — И, не раздеваясь, легла на свою кровать, прикрыв глаза, закинув руки за голову, договорила: — Все, что внутри было, по ветру развеяла, а саму шкатулку разломала о камни и выбросила с обрыва.

И словно предчувствуя следующий вопрос, продолжила:

— А девку ту заминировали и подорвали, как будто она сама на мину наступила. Так что и сейчас душа ее черная в образе вороны где-то кружит, к любопытным девчонкам ночью прилетает и в макушку клюет. Вот и все, давай спать.

— Есть, товарищ капитан.

Но через несколько секунд Кирюха все же не выдержала и, приподнявшись на локте, вглядываясь в предрассветном сумраке в сторону напарницы, спросила главное, в чем нестерпимо хотелось поставить точку:

— Том, а ты знаешь, что тебя тетки в бригаде не любят и болтают разное?

Женщина усмехнулась и ответила, не удивившись переходу в разговоре:

— Знаю. И некоторые мужчины тоже. Но я ж не леденец, чтоб все меня любили. Только боятся они меня, а главное зло в них самих сидит. Все, быстро спать.

И Кирюха, откинувшись на скатку, заменяющую ей подушку, мгновенно провалилась в сон.

* * *

— Парни, Крушнова никто не видел? — Тамара обратилась к проходившим мимо солдатикам второй роты.

— К связистам уходил. Пытается с Ханкалой связаться, чтоб подтвердить прилет вертушек для предстоящего выхода.

— Вертушки — это хорошо, «Крокодилы» — это то что надо, — как будто сама себе пробормотала Тамара и, кивнув в сторону командирской штабной машины, позвала Киру: — Пойдем поздороваемся. Может, Саню там найдем.

Он действительно был в «шишиге». Вместе с двумя радистами пытались наладить связь, но что-то не получалось. Прием фонил и шумел, периодически выхватывая какие-то чужие обрывки переговоров. И вдруг, в тот самый момент, когда Кира с Тамарой поднялись в кузов, связь стала чистой, как будто говоривший стоял рядом.

— Эй, русский Ваня, слышишь мэня? — Голос был приглушенный, с сильным кавказским акцентом. Парни, до этого беззлобно ругавшие технику, от неожиданности замолчали, как будто тот далекий мог услышать их и без аппаратуры. — Знаю, слышишь. Так вот, запомни: я с моими людьми приду и буду тебя и друзей твоих убивать. Горло тэбе медленно резать буду, да.

Крушнова аж передернуло. Задел его бандит за живое, сдернув тонкую корочку с душевной раны, и он, схватив тангенту, сдавленным от злобы голосом просипел:

— Слышь, ты, скотина, я тебе сам глотку перегрызу, когда найду.

На другом конце гортанно засмеялись, довольные эффектом.

— Боишься, Ваня! Правильно делаешь. Я много ваших убил и дальше буду. Я рядом, кафир. Ближе, чем ты думаешь.

У Крушнова заходили желваки от кипящей ярости. Было видно, что он сдерживает себя, чтоб не разбить радиостанцию одним ударом, сорвав на ней злобу от бессилия:

— Кто ты, шакал? Как тебя зовут? Я тебя найду, сердце тебе вырву и собакам его отдам. А уши отрежу и засуну в глотку, как ты это делал с нашими парнями.

Чеченец смаковал ситуацию, отвечал протяжно и пафосно:

— Имя мне народ, и ты меня никогда не найдешь, это я первый с тэбя кожу сдеру и в землю закопаю по шею. Слышишь, да.

Тамара резко подошла и с силой вытянула из плотно сжатых пальцев тангенту:

— А ты народом не прикрывайся. Имя твое Арби, а фамилия Юсупов. Ты помощник главаря банды Касумова. Хочешь, еще кое-что расскажу, например, что родные твои живут в Самашках. А старшая дочь сейчас в Моздоке. Сказать при твоих дружках, чем она там занимается? И еще — этот Ваня, с которым ты сейчас говорил, найдет тебя и слово свое сдержит.

В рации забулькало, послышались проклятия. Было понятно, что Тамара попала в цель.

— Кто ты, русская тварь?!

— Я, Арбиша, твой ночной кошмар. Я та, кем тебя пугала бабка в детстве.

— Шайтан, — взревел чеченец.

— Нет, я всего лишь русская ведьма, и я знаю, чего ты боишься.

В рации послышался ругань, и уже другой голос просипел:

— Эй, что ты гонишь! Тебе нас не запугать, мы вас всех уроем.

Тамара улыбнулась.

— О-о, здравствуй, Мустафа. Вот ты сейчас с нами время теряешь, некрасивые слова говоришь, а лучше бы домой поспешил, с сыном попрощался. Умрет он завтра. Так что беги, беги быстрее. — Чеченец вскрикнул, и связь прервалась. Все присутствующие завороженно смотрели на женщину, стоящую у аппаратуры. Первым в себя пришел командир второй разведроты:

— Тамара, откуда… — только и смог выдавить из себя Саня.

— Я все это знаю? — Она обернулась и посмотрела ему в глаза. — Юсупова с одной из прошлых командировок. Его тогда задержали, и он в ногах у командира валялся, клялся детьми и женой, что чист перед нами, что простой овцепас и никому ничего плохого не делал. А после того как его отпустили, продолжал по ночам обстреливать наши позиции, пока какая-то темная история там с ним не приключилась. Теперь вот по ночам по лесу не бродит. Опасается.

— А про сына? — не удержалась Кира.

— Знаю и все. Иногда бывает такое озарение, — и тут же обратилась к Крушнову: — Саша, мне надо с тобой переговорить. Пойдем выйдем.

И Крушнов вышел за ней, все еще находясь под впечатлением от радиоэфира.

* * *

А уже через день по темным неосвещенным улицам села не спеша шел чеченец. Не торопясь, с чувством собственного достоинства вышагивая по грязной жиже, покрывающей дорогу, Арби размышлял. На свежем воздухе ему всегда лучше думалось. Он считал, это из-за того, что он отличный воин, привыкший к жизни в горах и длительным переходам. И сейчас ему было о чем подумать. Сомнения, страхи и доводы разума стекляшками калейдоскопа менялись в душе: «Что может сделать эта урус баба? Мне — джигиту, воину?!» В какой уж раз он задавал себе этот вопрос и сам же отвечал: «Ничего! Меня не запугать этими штучками. Знает она, видите ли, меня. Так много кто знает. Люди боятся и уважают. Но что известно соплеменникам, то обязательно узнают эти неверные псы. Ну и пусть! Всех задушу, как давил этих щенков все эти годы. Группа у нас сильная. Нохчи в ней все правильные, проверенные, не выдадут!» По лицу проползла самодовольная ухмылка, которая быстро слетела от неприятно царапнувшей мысли: «Знают, значит, где моя семья. Надо весточку дать, чтоб покинули Самашки. И с Марьям надо разобраться, чтоб не позорила род».