Фототерапия - Олег Анатольевич Рудковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно заказать фотографии?
Можно. Где ж еще это можно сделать, если не здесь. Я взял конверт, приготовился заносить номера кадров.
— А можно мне самой заполнить? — спросила она и улыбнулась. В руке она сжимала бумажку, на которой я мог различить цифры. Номера кадров, понял я. — Я сама еще толком не разобралась.
Можно и это. Я пододвинул ей конверт, вручил ручку. Девушка развернула свою бумажку, нагнулась над конвертом, стала его заполнять. Находясь в ожидании, я опустил глаза вниз. Свет, проникающий сквозь окно, делал ее платье настолько прозрачным, что казалось, она натянула полиэтиленовый мешок. Я мог даже видеть точку соединения ее бедер, разглядел на ней какую-то выпуклость. Я как раз раздумывал, чем может быть обусловлен этот бугорок — большим лобком или выпирающей прокладкой, — когда девушка заметила мой взгляд. Я взглянул ей в лицо и увидел, что она улыбается. В эту минуту она напомнила мне другую девушку — ту, на снимке, который я, Сергей Арсланов и Марина изучали несколько дней назад. Девушку, застигнутую фотовспышкой на коленях за личным занятием.
— Готово? — спросил я.
— Готово. — Продолжая улыбаться, она вернула конверт.
Я просчитал на калькуляторе и назвал ей требующуюся сумму. Девушка зашуршала купюрами, изредка поглядывая на меня.
— Хорошее платье, — задумчиво обронил я, принимая деньги из ее рук.
Она задержалась. Хотела что-то сказать, но, видя, что я перестал проявлять к ней интерес, устремилась к дверям. Я провожал ее взглядом даже после того, как она вышла из магазина и направилась в сторону проезжей части — молодая, цветущая и обольстительная.
А потом вернулась Марина, и я отправился за свой родной агрегат.
Глава 12
— Алло?
— Здравствуйте. Извините, что так поздно. Я, наверное, вас разбудил?
— А кто это? — Голос недовольный и сердитый. Может принадлежать только разбуженному посреди ночи человеку. Но я не мог выбрать другого времени. Вернее, до этого момента я не был уверен в своем решении.
— Мы встречались с вами на вечеринке. В институте, помните?
— Да? — А вот теперь на сонливость нет и намека. Мгновенное прояснение, граничащее с напряженностью. — Я никому не давала своего телефона.
— Правильно. Вы его никому не давали. Кроме меня. Мне вы его дали.
Последовало продолжительное молчание. Я нервно ждал, сжимая телефонную трубку потной ладонью. Теперь я убедился, что попал туда, куда хотел. Было три часа ночи, я сидел за прилавком в закрытом магазине и звонил незнакомой женщине.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Филимон.
— Я вас не помню, Филимон.
— Конечно, вы меня не помните. Я все время прятался под партой.
Она рассмеялась, и последние нотки напряженности исчезли из ее голоса. Я понял, что выиграл.
Не могу точно сказать, когда я принял это решение. Быть может, после того, как заметил прокладку под трусиками девушки, пришедшей сделать заказ. В телефонном справочнике обнаружилась дюжина Клоковых-женщин и около тридцати Клоковых-мужчин. Я начал с женщин. Даже если дама на фотографиях замужем, вряд ли этого нужно опасаться, учитывая ее темперамент. Набрав первый номер, я сразу же оказался посланным на хер. Это чуть не отбило у меня всю охоту действовать, но стоило мне вспомнить те снимки, особенно тот последний, из которого было несомненно, что Клокова Как Ее Там находилась в состоянии, близком к невменяемому, как желание взорвалось во мне с бешеной силой. Сегодня я не простаивал часами над фотографиями. Все мои мысли сосредоточились на предстоящем деле, и я не придавал значения картинам нашей жизни. Выключив машины, я еще какое-то время колебался. Потом одним разом отгородил все сомнения: я ведь всегда мог бросить трубку, не боясь быть узнанным. Теперь я назвал свое имя, но и это меня не тревожило. Ну, Филимон, ну и что?
— И что же вы хотите, Филимон? — спросила женщина на том конце.
— Давайте встретимся! — с пафосом предложил я.
— Зачем?
— Ну, — я немного растерялся, но тут же взял себя в руки. — Дело в том, что под партой мне было очень неудобно. Я хотел бы пообщаться с вами с глазу на глаз. Мне хочется узнать, какого цвета у вас глаза.
Она снова рассмеялась, а я опять затаил дыхание, мучительно вслушиваясь в каждый звук в трубке.
— Если я вам откажу, вы будете продолжать будить меня по ночам?
— Наверное, да, — ответил я.
— Тогда мне следует согласиться. Где мы встретимся?
— Я бы хотел прийти к вам в гости, — нагло заявил я.
— Так сразу? — Она хихикнула. — Ну хорошо, приходите. Только не очень поздно. И рано не надо, я до семи работаю.
— Договорились. А где вы живете?
Она продиктовала мне адрес, который я и так прекрасно видел в телефонном справочнике, но правила игры нужно было соблюдать. Поэтому я сделал вид, что исправно записываю под ее диктовку.
И лишь после того, как она положила трубку, я понял, в каком напряжении провел минуты разговора. Пот лился с меня в три ручья, руки дрожали, а в ногах ощущалась слабость, точно я весь день таскал на плечах автомобиль. Я тупо смотрел на молчащий теперь телефон, все еще не веря тому, что я это сделал. Впервые я воспользовался данной мне властью. Впервые допустил в работу что-то личное. Я отрешенно подумал, что, возможно, это не сулит мне ничего стоящего, ведь всем известно, что если проститутка допустит в свое ремесло личный мотив, ее бизнес пойдет прахом. Однако до завтрашнего вечера оставались почти сутки. У меня будет время подумать. Ведь ничего конкретного я еще не решил.
Глава 13
Картина прокручивается перед моими глазами, как заряженная циклично пленка, — она достигает конца, вмиг перескакивает на начало, и все повторяется сызнова. Не поспешил ли я навесить на Сергея Арсланова ярлык однообразия, которое он видит на фотокартинах? Может, суждение относится и ко мне? Одно я знаю твердо: мне, как и любому другому, раз в жизни выпадает шанс вырваться из замкнутого круга, почувствовать себя птицей, взглянуть с высоты на самого себя, мельтешащего внизу; шанс, позволяющий оторваться от привычной суеты. Те, кто воспользовался шансом, уже до последних дней могут жить спокойно, — уверенными, что нечто из заоблачного мира коснулось их. Тем же, кто этот шанс упустил, остается одно: мириться с судьбой, разграфленной Божьим пером. Кто не способен принять это в душе — неизменно гибнет. Таков закон жизни, и с этой