Дарители. Книга 5. Сердце бури - Екатерина Соболь

– Ну как? Выкусил? – Он подошел к Эдварду, и тот как-то сразу поблек. – Убирайся, пока я не прикончил тебя снова, второй раз спасать будет некому.

– Не уйду. Да, ты впечатляешь, но столько лет тренировок не прошли для меня зря, – небрежно сказал Эдвард, вздернув подбородок.

Хью взбешенно уставился на него.

– Волосы у тебя длинные, вид лощеный, – продолжал Эдвард, – но наряд безвкусный, уж прости.

– У меня идея, – сказал Джетт. – Давайте вы посоревнуетесь, а мы оценим. Агата же девушка, она в этом понимает!

Генри оценил усилия, которые прикладывала Агата, чтобы сделать слабое и беззащитное выражение лица. А Джетт тем временем бочком шагнул к Хью, держа обе руки на виду, и шепотом сказал:

– Агата, по-моему, болеет за этого хмыря, но я, друг, за тебя. Терпеть его не могу. Кстати, тебе не нужен помощник? Я готов. Всегда рад перейти к победителю, а ты победил.

Хью вгляделся в него подозрительно, но лицо у него расслабилось: Джетт умел врать с такой убежденностью, что ложь пропитывала его до кончиков пальцев. Читать мысли Хью не мог, но, как сказал Перси, чувствовал угрозу, а Джетт ничем ему не угрожал.

– Посмотрим, – внезапно смягчился Хью. – Что, разве есть сомнения, что я лучше?

Он посмотрел на Агату, и та потупила глаза, всем своим видом говоря, что не знает, кому отдать предпочтение.

– Начнем, – бодро проговорил Эдвард. – По росту ты выигрываешь. Волосы шикарные. Плечи шире, чем у меня: это, увы, приходится признать.

– Победа у тебя в кармане, – тихо сказал Джетт, подмигнув Хью.

– Но вот одежда… – начал Эдвард.

– Что? – огрызнулся Хью. – Она богатая!

– Чересчур. Чувство меры тебя подвело. Золото хорошо смотрится, когда его мало. Ты же всесильный, можешь сделать свой наряд, скажем, черным? Самый благородный цвет. А пуговицы можно оставить золотыми.

Хью закрыл глаза, и одежда изменилась. Агата одобрительно кивнула.

– Лучше, – одобрил Эдвард, – но все-таки скучновато. Я понял: тебе нужен свой цвет.

– Красный? – выдал Хью, придирчиво оглядывая себя.

– Вульгарно.

– Зеленый?

– Как мундиры посланников.

– Серый? – медленно свирепея, спросил Хью, но Эдвард покачал головой. Он, кажется, действительно вошел во вкус.

– Не впечатляет.

– Так, мне надоело, – разозлился Хью. – Все, последнее слово. Назначаю своим цветом… – Он завертел головой по сторонам и, щурясь, остановил взгляд на солнце. – Желтый! Желтый, как солнце!

В ту же секунду его наряд стал цвета яичного желтка.

– Ну как? – самодовольно спросил Хью.

– Предлагаю немного поиграть с оттенками, – с каменным лицом сказал Эдвард, и Генри восхитился его выдержкой: Хью был похож на птенчика-переростка. – Я читал большой трактат о сочетании цветов.

– Ты же не девчонка, чтобы этим интересоваться, – хмыкнул Хью, оглядывая себя в неизвестно откуда взявшееся большое зеркало, прислоненное к дереву.

– Нет. Я всесторонне образованный человек, – невозмутимо ответил Эдвард. – Интересных книг в библиотеке не так уж много, а мне было одиноко.

– Ага, конечно! Хлыщам вроде тебя одиноко не бывает, к вам все так и липнут.

– Узкие у тебя представления о мире, Хьюго, – с чувством сказал Эдвард. – Так, ладно. Давай-ка штаны сделай темнее, цвета охры, рубашку светло-желтой, почти белой, а оттенок куртки ближе к оранжевому. – Хью послушно изменил наряд, но Эдвард покачал головой. – Слишком ярко. Может, куртку все же сделать серой, но вложить в карман желтый платок?

– Мне и так нравится! – разозлился Хью.

– Я тебя поддерживаю. Отличный наряд, братец, – шепотом сказал Джетт и громко прибавил: – Агата, ты согласна присудить Хью победу за лучший наряд?

– Что там еще нужно знать главному красавцу? – спросил у Эдварда заметно повеселевший Хью.

– Комплименты и обходительность. Вот, смотри.

Он подошел к Агате и, взяв ее руку, прикоснулся к ней губами.

– Сегодня прекрасная погода, леди, вы не находите? – сдержанно спросил он. – Может быть, прогуляемся в саду?

– Тут нет сада, мы в лесу, – мстительно вставил Джетт, и Хью одобрительно хмыкнул.

– В лесу, – поправился Эдвард и уставился на Агату таким страстным взглядом, что та поежилась. – Будь я солнцем, красавица, я мечтал бы любоваться вашим лицом беспрестанно! Будь я травой, я бы…

– Мечтал, чтобы ты поставила на меня свой каблук, – вставил Джетт и, пихнув локтем Хью, захохотал так, словно очень смешно пошутил. – Ты понял, да? Я вроде как подкаблучником его обозвал. Эй, ваше высочество, хватит комплиментов, мы уже все поняли! Отойдите, уступите дорогу будущему новому любимцу королевства!

Он подтолкнул Хью в сторону Агаты, и Генри мысленно отметил, что Хью, к счастью, не придумал какого-нибудь правила, запрещающего другим людям к нему прикасаться. А Хью тем временем вразвалку подошел к Агате, взял ее под руку, как делал Эдвард, и проникновенно заглянул в глаза. Агата побледнела.

– Ты – что надо, – сказал он. – Волосы длинные, глаза большие. Ты, в общем, похожа на девчонку, и даже злющий характер тебя не портит.

Агата смиренно поклонилась, прижав к груди руки, и Джетт зааплодировал.

– Отлично! Уверен, победу можем засчитать великому Хьюго! Ура!

Эдвард и Агата присоединились к аплодисментам, Хью польщенно улыбнулся, и Генри сразу почувствовал: вот он, тот самый момент. Мгновение, в которое Хью настолько погружен, что не отвлечется, даже если опасность будет у него под носом.

Рывком вытащив руку из перчатки, Генри выскользнул из-за дерева и в десяток бесшумных, стремительных шагов подобрался к Хью со спины. Чтобы забрать волшебство, нужно прикоснуться и тут же убрать руку, главное – побороть соблазн продлить прикосновение, не дать огню то, что он хочет. Но сейчас Генри этого не боялся, он был совершенно спокоен.

Вот только головокружительного ощущения волшебства, перетекающего в его руку, он так и не почувствовал.

«Паника – худший враг охотника», – говорил ему Освальд, когда они жили в лесу, и, как Генри ни старался, чтобы это ужасное чувство никогда его не настигало, он прекрасно знал, как протекает паника в человеческом теле.

Стадия первая: сердце на пару секунд перестает биться, мир вокруг замирает, тишина поет: «Ты крупно прокололся», и ты словно издалека наблюдаешь, как на тебя несется разъяренный зверь, или как ширится трещина на льду замерзшей реки, где ты стоишь, или как из раны, которая сначала показалась тебе царапиной, продолжает хлестать кровь.

Сейчас Генри почувствовал тот же удар оглушительной тишины: он прижимал пальцы все сильнее, но они безобидно касались прохладной кожи Хью, явно не причиняя никакого вреда. А потом до Генри дошли разом три вещи: Хью по-прежнему стоял к нему спиной, даже не вздрогнув, остальные тоже как-то подозрительно замерли, а вот огонь ревел внутри, шипел от страха и разочарования. Он почему-то не мог прорваться наружу, что-то теснило его обратно, и это была вовсе не сила воли хозяина.