Майада. Дочь Ирака - Джин П. Сэссон

В тот момент она поняла, что совершила ужасную ошибку.

И все же ей было страшно думать о том, что Салам будет рисковать жизнью на войне.

То сентябрьское утро стало началом многих бед и потерь. Война между Саддамом и Хомейни привела к гибели полутора миллионов мужчин, женщин и детей.

Враждебность между двумя лидерами возникла еще тогда, когда Майада была ребенком. В годы ее юности Хомейни считали ярким, но не очень известным религиозным деятелем. Хомейни был уверен, что светское правительство иранского шаха разлагающе действует на религиозную жизнь шиитов, проживающих в Иране, и обрушивался на него с критикой. Разозленный шах выдворил Хомейни из страны, и тот пересек границу Ирака и пятнадцать лет прожил в Эн-Наджафе, почитаемом шиитами городе. Хомейни продолжал сеять смуту, выступая против всех правителей, которые не проявляли рвения в соблюдении законов шиитской ветви. Он не сделал исключения и для правителя Ирака Саддама Хусейна. На Ближнем Востоке диктаторы и короли очень внимательно прислушиваются к словам религиозных лидеров, потому что многие мусульмане готовы пожертвовать ради них жизнью.

За год до сентябрьской бомбежки шах потребовал у Саддама выдворить Хомейни из Ирака. В обмен он согласился прекратить поставки оружиям иракским шиитам. Новый диктатор Ирака, принадлежащий к суннитам, с радостью принял это предложение. Он не доверял шиитам, составлявшим большинство населения Ирака, и полагал, что простая мера способна укрепить его власть. Кроме того, он скрежетал зубами от злости, потому что Хомейни отказался критиковать иранского шаха и поддерживать Саддама. Он решил депортировать непокорного религиозного деятеля. Через год, когда Хомейни вернулся из Парижа и взял под контроль правительство Ирана, он доказал, что был заклятым врагом Саддама Хусейна. Напряжение усилилось, и когда иракские шииты сформировали группу «аль-Даава аль Исламия» («Голос ислама»), цель которой состояла в организации восстаний и образовании фундаменталистского правительства по иранской модели, Саддам пошел против собственного народа, арестовывая жителей шиитских деревень и приговаривая к смертной казни видных религиозных лидеров. Организация ответила на это покушением на министра иностранных дел Тарика Азиза.

Старый конфликт между двумя убежденными противниками, Хомейни и шахом, обострил враждебность, существовавшую между иранским и иракским правительством. Понимая, что появился новый, набирающий силы враг, Саддам одобрил план военного нападения, нарушив Алжирский договор 1975 года, по которому Иран получил во владение узкий пролив Шатт-аль-Араб — единственный путь к Персидскому заливу, принадлежащий Ираку. Две страны несколько веков спорили из-за того, кому принадлежит эта территория, и Саддам вновь коснулся незаживающей раны.

Кошмарная война продолжалась восемь лет. Так же как многие иракцы и иранцы, Майада и ее дети жили в страхе: когда иранские бомбардировщики пронизывали небеса Ирака, готовясь убить всех мирных жителей, они прятались под обеденным столом или за диваном. Эти ужасные воспоминания будут терзать ее, даже если она доживет до ста лет. Она никогда не забудет жуткие бомбежки и артиллерийский огонь, настолько сильные, что в Багдаде разнесся слух, будто иранцы заняли город. Майада крикнула напуганным детям, чтобы они прятались под кроватями, а сама бегала по дому, запирая двери и придвигая к окнам тяжелую мебель. В тот момент она верила, что победившие иранцы убьют ее и детей.

20 августа 1988 года война наконец закончилась. Измученные военными действиями Ирак и Иран приняли резолюцию № 598 Совета Безопасности ООН, призывавшую страны прекратить огонь. Иракцы были так счастливы заключению мира, что больше месяца праздновали и танцевали на улицах.

Они еще восстанавливали дома и дороги, как вдруг открылась вторая черная дверь, и Саддам послал войска в пустыню, чтобы они вторглись в крошечный соседний Кувейт. Нападение привело в ярость западных союзников. Они начали новую войну, и Майада была уверена, что вскоре Ирак зальют реки крови. Но вторая война быстро закончилась, потому что бомбы союзников разрушили военные объекты. Они редко попадали в дома мирных жителей. Она считала, что по сравнению с иранской войной эта — ерунда. Но даже после ее завершения каждые несколько месяцев возникали новые проблемы: на юге восставали шииты, а на севере — курды.

Майада представить не могла, что случится потом. Ее брак был фикцией, они с мужем развелись, и в разгаре войны и хаоса она осталась единственной защитницей двух детей. Она решила, что на улицах Багдада начались бои, и выбежала из дома, чтобы купить хлеба, яиц и воды. Но, к ее удивлению, войска союзников так и не вошли в Багдад. После этого последовал короткий период идиллического спокойствия. Он казался странным и чудесным — ведь всего за десять лет страна пережила две войны!

Спокойствие быстро сменилось отчаянием. За третьей черной дверью таились санкции ООН. Для Майады они имели более зловещие последствия, чем военные действия. Она каждый день обшаривала полки магазинов в поисках еды по разумной цене, чтобы прокормить двух растущих малышей. Это приносило ей ужасные мучения. Нет ничего ужаснее, чем смотреть в лица голодных детей, зная, что тебе нечего им предложить. Майада пришла в такое отчаяние, что продала наследственные драгоценности своей семьи, в том числе медаль турецкой бабушки Мелек, подаренную султаном. Майада отнесла древние карты и антикварные книги продавцам и выручила за них ничтожную часть настоящей цены.

Но еще не открылась четвертая черная дверь. Майада ощущала, как эта тень растет с первой минуты правления Саддама. За бесконечными войнами и жестокостью зловеще маячил внутренний аппарат социалистической партии Ирака — «Баас», тайная полиция, учрежденная Саддамом в 1968 году, когда Майаде было всего тринадцать лет. Полицейское государство росло вместе с ней, и когда Майада стала взрослой молодой девушкой, оно мучило иракцев, попадавших в Баладият или любую другую тюрьму, в то время как миллионы граждан страны шептали: «Аллах Йостур — Господи, спаси и сохрани нас!».

Лежа в темной камере, Майада ругала себя за то, что поверила в собственную безопасность. Большинство иракцев страшились того, что их в любое время могут обвинить в преступлениях, которых они не совершали, и у них не будет возможности объясниться или оправдаться.

Первая же ночь в Баладият помогла Майаде лучше разобраться в том, что творится в стране. Она пообещала себе, что если выйдет из тюрьмы, то останется здесь не дольше, чем нужно для того, чтобы собрать сумку и забрать детей. Она уедет из дома, оставит Ирак и никогда не вернется сюда, даже если ей придется сидеть на улицах Аммана и продавать сигареты, как это делала Самара.

Ее сокамерницы спали. Она услышала в коридоре шаги. Затем послышался звук открывающихся и закрывающихся дверей. Раздались тревожные голоса, и Майада подумала, что в тюрьме начался пожар. Она ожидала, что вскоре в маленькое отверстие в двери камеры просочатся клубы дыма. В четвертый раз за последние двенадцать часов она испугалась, что ее дни на земле сочтены. Но никаких признаков огня не было. Только Майада расслабилась, как вдруг услышала вопль, от которого у нее волосы встали дыбом. После первого вопля раздался второй, а потом и третий. Она поднялась на локтях.