Этюды для левой руки - Марианна Гончарова

Адажио наш пел:

– Ты мне большы ни дзвани и ни трать напрасна врем-мя!

Вот это вот «врем-мя» звучало просто фантастически. «Врем» – он подымал голосом вверх на фа-диез первой октавы, а «-мя» пел уже речитативом, как будто устал петь и решил песню договорить, дорассказать. Недосказанное!!!

А я в лице Адажио встретилась с бедой. Господь одарил меня хорошим слухом. Преподаватели говорили, что абсолютным. То есть играет знакомый пианист Алеша какую-то свою прелестную импровизацию, а я млею, говорю: «Ля-бемоль-мажор моя любимая тональность». Алеша такой воспитанный, прямо на стульчике вертящемся – кувырк! Мол, ну ниче себе – у тебя что, абсолютный слух? Ну это Алеша понимает, да? Что надо с такими людьми внимательно, потому что если чего не так, то режет в ушах, больно голове делается, тошнит. А ко всему, в силу плохого зрения слух мой еще и острый.

Я, когда в университете училась, в школе практику проходила, и вот пишу что-нибудь на доске, а Женька Дячук шепчет на задней парте:

– Вот интересно, она замужем?

Я спокойно, не поворачиваясь, отвечаю:

– Да.

Все:

– Что «да»?

А я:

– Это я Жене Дячуку отвечаю: да.

Женя Дячук до сих пор меня боится, когда встречает, на другую сторону улицы перебегает.

А тут вот плотник. Или столяр. Работает как зверь – пилит, стучит, вырезает, складывает и вопит одну и ту же фразу:

– Ты мне большы ни дзвани-и-и-и и не трать напрасна врем-мя. – Опять пискляво вверху «врем», а «-мя» договорил.

А потом покашляет, покашляет… Ну, думаю, все, устал, помолчит. Ага!

И по новой:

– Ты мне большы не дзвани-и-и-и…

Так целый рабочий день. Он видит, что я не в себе, говорит: мол, а что, хозяйка, ты приболемши? Нет? А что, может, тебе шум мешает печатать на компьютере? Нет? А что? Может, моя мелодия, нет? А то я, когда работаю, очень петь люблю.

Тут вот я киваю жалостно, киваю, да, говорю, мелодия, очень, ну просто сил нет никаких…

И знаете что? Он на следующее утро… Не-е-е-ет, не стал он работать молча – человек так привык, он петь должен. Ему песня строить и жить помогает.

В общем, не отказался он от песни. Он стал ее глушить. Практически наступать ей на горло. Когда ему было совсем невмоготу, он включал циркулярную пилу – где надо и где не надо. И опять пел… И в соревнованиях Ромы Адажиу и циркулярки Рома получил почетное второе место – циркулярка пела гораздо громче! И гораздо нестерпимее.

У меня заныли зубы, ноги стали подкашиваться, уйти было некуда, заглушить участников этого звукового шабаша – Рому и циркулярку – было нечем: дом был совсем новый, и у нас не было еще даже обычного радио.

– Ро-о-о-ома!!! – заорала я, перекрикивая циркулярку. – Нет! Не надо пилу! Лучше пойте сами!

– А-а, понравилось?.. – торжествующе сказал он. И, как будто он Иосиф Кобзон прямо и у него сто тысяч песен про любовь, про Малую Землю, про мир, про парней всей земли, спросил: – А чего петь-то?

– Ну, эту вашу… Где не надо больше звонить.

– А-а-а… Можно. Только я ж все слова не знаю, я могу только мелодию.

– Ой, та ладно, пойте что знаете.

Надо отдать ему должное – интонировал он точь-в-точь как и всю неделю до пилы, ни на четверть тона не уходя вниз или вверх. И знаете, мне как-то сразу полегчало… Соскучилась, наверное…

Оставшиеся несколько дней Рома продолжал петь, но меня это нисколько не раздражало. Иногда я даже ему подвывала, на что Адажио сказал:

– Ну ты, Марьянка, какая молодец, замечательная хозяйка – и кормишь вкусно, и кладешь на тарелку помногу, а главное – не кричишь на меня, как те, другие, что я песни пою. Но петь, ты меня извини, не умеешь… Так что помолчи лучше и послушай: «Ты мне большы не дзвани-и-и и ни трать напрасно врем-мя!»

Пасха у нас здесь, на границе трех государств – Украины, Румынии и Молдовы, а в недавнем прошлом еще и России и Австро-Венгрии, – всегда была главным праздником года.

Все государственные праздники местные коренные жители называли словом «иньтябрские». О ноябрьском революционном празднике, или о майских днях солидарности трудящихся, или о дне рождения комсомола, или еще там говорили: «Та рази ж то святА?» (То есть праздники.) «То ж иньтябрские!»

А вот Пасха – это да. Пасху ждали с трепетом, справляли от души, сохраняя и соблюдая все дедовские обычаи и традиции, сурово, нелицеприятно осуждая советские субботники или городские спортивные соревнования, назначенные на день Пасхи как жалкую альтернативу светлому празднику.

А сейчас-то и подавно. Готовятся задолго и тщательно. Пасха – временной ориентир, надежда, упование, цель и мечта. Начало новой жизни, возрождение.

К Пасхе делают ремонты домов, ставят новые заборы, чтоб красивее и выше, чем у соседей. Выбирают новые наряды и обувь, а дамы – красивые шарфы, платки или косынки. Детям к Пасхе дарят золотые крестики. Из Румынии везут ручной работы огромные пасхальные свечи, все в многоцветных блестках, цветах, потрясающие своей монументальной лепниной. Из Закарпатья везут корзиночки, корзинки, корзины, корзинищи. Дом и двор чистят до идеального блеска. Окна моют все одновременно, а потом бегают друг к другу издали поглядеть, не мутные ли стекла, нет ли разводов, и тихонько за постным скромным ужином ставят соседям оценки за уборку дворов, садов и огородов по пятибалльной системе. К чистому четвергу все уже готово и замирает, потому что здесь чистый четверг длится чуть ли не месяц, а то и два. Потом страстная пятница, и в этот день люди почти совсем не едят, только кормят детей и домашних животных и купают в этот день маленьких девочек, моют им волосы отваром из любыстка. И как будто сама природа уже подготовилась вместе с людьми – небо обычно ясное, не хмурится, деревья, травы в нарядном, но пока еще скромном, нежно-салатовом.

А в корзинку, чтобы нести в храм святить, что только не кладут. Не только привычный пасхальный продуктовый набор, но цитрусовые, и даже гигантский ананас иногда гордо-высокомерно торчит хвостом из чьей-то корзины и под белоснежным рушныком с яркой ручной вышивкой, с мережками и нежной пушистой бахромой, под крашенками, пысанками, домашними колбасами, шинкой (ветчиной) и ванильной ярко-желтой легкой «паской» с изюмом (то, что в России называют кулич, но не сравнить – я вам говорю!): там, сбоку, конфузливо прячется маленькая чекушечка. А что ж… Оно ведь и понятно, и простительно. Пасха.

* * *

Для кого-то Пасха – главный религиозный праздник. Для кого-то просто начало весны. А для Василики…

Ну, по порядку.

Есть тут у нас один парень – Василика Урсулика. Прямо песенка, а не имя-фамилия. Он такой миниатюрный, сбитый и похож на актера Евгения Миронова. Но смуглый, черноволосый, молдаванин, не артист, работает водителем на мусороуборочной машине. Большой и оранжевой.