Осада - Трой Деннинг

— Сделано. — Он протянул Бреннусу руку.— Мы заключили сделку.

Шадовар уставился на отросток, словно не совсем понимая, что с ним делать, потом посмотрел через плечо некроманта на Малигриса.

— Могущественный будет соблюдать условия сделки?

Намирра кивнул и погладил свой амулет.

— Конечно.

— Хорошо. Бреннус широко улыбнулся, обнажив полный рот острых, как иглы, клыков, которым позавидовал бы даже Малигрис. — По рукам.

Шадовар схватил Намирру за руку, а затем так быстро, что даже Малигрис едва заметил это, потянул его вперед на лезвие блестящего черного кинжала. Намирра вскрикнул от неожиданности и попытался позвать на помощь слугу, но рука шадовара черным пятном закрыла ему рот, и Малигрис не почувствовал ни малейшего желания защищать некроманта. Бреннус закончил атаку, сначала опустив свой черный клинок в промежность Намирры, затем разрубил его по центру и позволил двум половинкам тела упасть отдельно.

Когда он закончил, проклятый амулет свисал с тыльной стороны его темного клинка. Он бросил его к ногам драколича.

— Вот твой подарок, Малигрис.

Малигрис настороженно смотрел на амулет, как и на кровавое месиво, в котором стоял шадовар.

— Если ты думаешь снискать расположение своей теплокровной изменой…

— Мы думали отомстить за оскорбление, которое он нанес нам, намекнув, что шейды не ровня жалкой кучке негодяев вроде Джентарима — сказал Кларибернус, — и за оскорбление, которое он нанес тебе, обращаясь с Синим Сюзереном как с дрессированной собакой.

Если бы у Малигриса еще были губы, он бы улыбнулся.

— За это я благодарю вас. Но почему я должен соблюдать условия сделки, которую он заключил? Моим драконам нужны джентаримцы, чтобы есть.

— На войне у них будет много еды — сказал Бреннус. — Это я тебе обещаю.

— Если ты подумаешь, то обнаружишь, что все еще связан обещанием Намирры — сказал Кларибернус. — Ты продался Культу Дракона, и даже мы, Принцы Тени, не можем освободить тебя.

9 Миртула, Год Дикой Магии (1372 по Л.Д.)

Ночь в Анклаве Шейдов наступила как углубление общего мрака, когда воздух стал тяжелым и теплым и затянулся чернильным туманом. Галаэрон сидел на балконе перед главной спальней Виллы Дузари, не дежуря, но наблюдая. Несмотря на поздний час, из черного мрака доносился ровный ропот и грохот проезжающего транспорта, достаточно громкий, чтобы не дать компании беспокойных домохозяев оторваться от своих подушек. Арис был внизу, в нижних лабиринтах города, в своей мастерской. Руха рыскала по дому в поисках Малика, который, очевидно, находился где-то еще, кроме своей комнаты. Только Вала лежала в постели по другую сторону двери от того места, где сидел Галаэрон. Она не спала, просто смотрела в лезвие своего черного меча, с задумчивой улыбкой на полных губах и мягкостью в глазах, чуждой им днем. Галаэрон знал, что она присматривает за своим сыном в Ваасе.

По ночам темный меч часто погружал ее в транс и показывал, что происходит в спальнях Гранитной Башни. Она называла это «ходьбой во сне», хотя это больше походило на шпионаж. За те месяцы, что они провели вместе, он научился читать выражение ее лица и определять, когда она навещает Шелдона. То, что в эти дни меч, казалось, смотрел на мальчика все чаще, было одной из немногих вещей, которые заставляли Галаэрона думать, что оружие может быть не совсем зловещим.

Хотя он и не завидовал Вале за то, что она мельком видела сына, Галаэрон завидовал им. Его собственные отец и сестра были потеряны в тумане войны – мертвые или недосягаемые, он не знал. Мечи Эверески, отчаянно пытавшиеся спасти ворота в Рокнест, уже стали легендой. Судя по всему, Аобрик Нихмеду возглавлял атаку, и Галаэрон не был настолько глуп, чтобы поверить, что простой певец клинков может выжить в любой битве, в которой Хелбен Арунсун, один из Избранных Мистры, исчез без следа. Его сестра Кейя осталась запертой в Эвереске. Хотя Галаэрон не мог быть уверен даже в этом, поскольку фаэриммы давным-давно прекратили всякую связь с Последним Пристанищем, воздвигнув вокруг Шараэдима магическую мертвую стену. Ему было невыносимо думать о своей маленькой сестре, восьмидесятилетней, едва взрослой, сидящей в одиночестве на верхушке дерева, грустной и испуганной, вероятно, голодной и, возможно, даже в отчаянии, в то время как снаружи фаэриммы окружили город, ожидая возможности войти. И все же альтернатива , что мифал уже рухнул и Эвереска пала, была слишком ужасна, чтобы думать о ней.

И это дело рук Галаэрона: побег фаэриммов, осада Эверески, вся война. Он вызвал это в один из тех ужасных моментов, которые эльф тысячу раз прокручивал в своей голове, говоря себе, что, если бы он сделал это, или сказал то, или просто оставил все это в покое, все было бы хорошо.

Вместо этого Галаэрон и его Стражи Гробниц последовали за отрядом разрушителей склепов в давно забытые шахты дворфов и обнаружили Валу и ее ваасанских воинов, готовящихся к встрече с их хозяином, теневым магом Мелегонтом Тантулом. В последовавшей суматохе Галаэрон отдал приказ, который прорвал Стену Шарнов, почти две дюжины людей и эльфов погибли, а фаэриммы сбежали, чтобы начать атаку на Эвереску.

Вала и шадовары сто раз говорили ему, что он всего лишь выполнял свой долг и ни в чем не виноват, но их слова не могли изменить того, что произошло, или того, что он чувствовал по этому поводу. Желая исправить свою ошибку, Галаэрон объединил свои силы с Валой и ее теневым магом и решил призвать единственную помощь, которая, казалось, была способна победить зло, которое он выпустил. По пути он научился использовать магию теней и вышел за свои пределы, открыв себя разрушительному влиянию Теневого Плетения и начав отчаянную битву против собственной тени за обладание своим духом. Казалось, на каждом шагу он принимал неверное решение, и теперь, когда он не был уверен, принадлежат ли мысли, проносящиеся в его голове, ему самому или его «теневому я», он почти боялся вообще что-либо решать.

Но одно он знал наверняка, одно решение было его собственным. Он сделает все, чтобы спасти Эвереску, пойдет на любые жертвы, чтобы исправить свою ужасную ошибку. Галаэрон откинулся назад и попытался очистить свой разум, но обнаружил, что слишком взволнован. Его мысли все время возвращались к утру, гадая, устроит ли Хадрун обещанную аудиенцию или найдет еще один предлог, чтобы отложить ее, и будет ли помощь Высочайшего решением его теневых проблем или просто еще одной ошибкой.

Конечно, не предвещало ничего хорошего то, что шадовары скрыли тот факт, что Анклав Шейдов отдаляется от Эверески. Но даже Галаэрон мог видеть, как его тень использовала бы эту информацию, чтобы подпитывать его подозрения и заставить его не доверять тому, кто больше всего способен помочь ему вернуть свой дух. Было время, когда он мог успокоить свои мысли, отступив в Дремление, но Галаэрон потерял связь с этой гранью эльфийской природы, когда позволил своей тени вторгнуться в свое сознание. Вместо того чтобы погрузиться в полузабытый транс воспоминаний и общих эмоций других эльфов, он погрузился в тот же бесчувственный, наполненный кошмарами сон, что и люди.