Экипаж - Даниил Любимов

Не став больше ничего говорить, Гущин отошел в сторону, боковым зрением заметив, как парень повернулся к продолжавшей смеяться девушке-бригадиру бортпроводников.

– Так что насчет скалодрома, Вика? – спросил он.

– Андрюш, о чем ты? – сквозь смех спросила та.

– Ты что, не слышала – открылся новый скалодром! Очень клевый! Может, вместе сходим – такой адреналин!

– Да мне как-то адреналина и без аттракционов хватает, – равнодушно ответила Вика и, обернувшись на Гущина, окинула его заинтересованным взглядом.

Настроение Андрея совсем упало. Оставив свои попытки разговорить Вику, он стал взбираться по трапу в салон. За ним последовали и Зинченко с Алексеем. На ступеньке их встретила Вика, протянула для приветствия руку и кокетливо произнесла:

– Вика, бригадир бортпроводников. Если в чем-то нужно разобраться, обращайтесь ко мне.

Гущин видел, как с вершины трапа за ними наблюдал стюард Андрей. Увидев заигрывающую улыбку Вики, он стиснул зубы и исчез в салоне, где хлопотала стюардесса Света. Увидев расстроенное лицо Андрея, она тут же все поняла. Бригадир бортпроводников Вика давно нравилась Андрею. Это было очевидно всем и Вике в том числе, однако она старательно делала вид, что не замечает ухаживаний милого застенчивого коллеги. Не блиставшая красотой Вика брала общей бойкостью и остротой языка. В экстренной ситуации она умела собраться и шуткой, порой довольно свободной, разрядить обстановку. Во многом за это качество она и стала старшей. По мнению Светы, Андрей ей не подходил совершенно: мягкий интеллигентный парень, очень добрый, очень искренний… Вика его с потрохами сожрет. Вот и сейчас отшила, а сама уже загляделась на нового стажера – от наблюдательной Светы не укрылось, каким взглядом ее начальница смотрела на Гущина.

Желая хоть как-то утешить Андрея, Света дружески хлопнула его по плечу и сказала:

– Андрюш, смирись, ты же не пилот.

– Да я и не хочу быть пилотом! – дернул плечом Андрей.

– А Виктория Александровна, кроме пилотов, других мужчин не признает, – усмехнулась Света, выразительно показывая карими глазами на Гущина.

«Нет, ребята, в этих ваших разборках я точно не участник!» – подумал Гущин, спеша занять место в кабине. Разумеется, оно было справа – слева устроился Зинченко, которому и предстояло вести самолет. Алексей быстро зачитал контрольную карту, Зинченко обратился к пассажирам с приветственной речью, диспетчер дал разрешение на взлет. Полет начался.

Он обещал быть обычным для бригады пилотов и совершенно особенным – для Алексея. Но он никак не ожидал, чтобы настолько! Едва он устроился в кресле, как услышал голос Зинченко:

– Управление справа. Взлетаем.

Он доверил Гущину управление – вот это да! Поначалу Алексей даже не поверил своим ушам! Видимо, Зинченко уловил его восторг, потому что тут же строго прибавил:

– Только без фокусов!

– Есть без фокусов, управление принял! – радостно ответил Алексей, берясь за штурвал.

Он ощущал кайф, подобный наркотическому. Собственно, небо и было его наркотиком, его стихией, без которой и вся жизнь была Алексею не жизнь, а так, недоразумение какое-то.

Собравшись, как бегун перед дальней дистанцией, Алексей разогнал самолет по взлетно-посадочной полосе. Крылатая машина плавно взмыла в воздух, и Алексей явственно почувствовал, что вся эта стальная мощь сейчас находится в его руках.

Пока все шло как по маслу, но сидевший рядом Зинченко зорко следил за каждой мелочью. Он молчал – ему пока не к чему было придраться. Алексея же, увлеченного полетом, пробило на разговор.

– Что в самолете главное? – разглагольствовал он, глядя перед собой… – Главное – вовремя штурвал на себя.

И словно в подтверждение своей, казалось бы, отвлеченной фразы, очень резко потянул на себя ручку. Нос самолета тут же кичливо задрался кверху, чуть ли не под прямым углом. Гущина с Зинченко синхронно откинуло на сиденьях назад, да и не только их: не привыкшие к подобным кульбитам пассажиры заахали от страха и неожиданности, многие схватились за сердце. Стюардессы, не ожидавшие ничего подобного, еле-еле успели удержаться на ногах, ухватившись за свисающие сверху ремни и чуть не повисая на них. Повалились с верхних полок незакрепленные баулы и прочие вещи, раскатываясь по салону.

– Спокойно, спокойно, все в порядке! – наспех нацепив улыбку, пыталась в этой неразберихе сохранить порядок Вика.

Зинченко с мрачным неодобрением покосился на Гущина, который единственный во всем самолете выглядел счастливым. Заглянувшее в кабину солнце широкой полосой легло на его лицо, а изо рта непроизвольно вырвался такой же победный крик, как на тренажере.

– Ну, вот мы и дома! – с удовлетворением резюмировал он.

Однако Зинченко ни в коей мере не разделял его восторгов. Внутренне он весь кипел. Ясно же предупредил – без фокусов! Навязали стажера на его голову! Вот как чувствовал, что с этим мальчишкой хлебнешь дерьма! По лицу все было видно – самодовольный, глупый, самонадеянный… И при этом – полный балбес. Никакой ответственности. Леониду Саввичу был отлично знаком подобный типаж: его сын Валерка был практически таким же. Только лет на десять помладше. Те же дурацкие выходки, та же показная удаль, бессмысленная и небезопасная. Все красуются непонятно перед кем.

Торопливо вошедший в кабину Андрей прервал мысли Зинченко:

– Леонид Саввич, все в порядке? Там пассажиры волнуются.

Но Зинченко уже взял ситуацию под контроль.

– Все в порядке, успокойте пассажиров, – бросил он Андрею и громко добавил: – Управление принял.

– Управление передал… – не без сожаления проговорил Гущин, с искренним непониманием переводя взгляд с Зинченко на Андрея. С чего такой кипиш-то подняли? Подумаешь, качнуло чуток. В этом же и есть весь кайф!

– Да все клево! – заметив встревоженное лицо Андрея, заверил он и, весело подмигнув, добавил: – Кофейку можно, девочки?

Не ответив, Андрей вышел из кабины. На Алексея опустился тяжелый, будто из чугуна отлитый, взгляд Зинченко. Ему даже не нужно было ничего говорить, Алексей без всяких слов почувствовал, что Леонид Саввич не просто недоволен, а очень недоволен. Желая хоть как-то оправдаться, Алексей виновато развел руками и проговорил по-детски:

– Ну, пошутил, ну…

Однако штурвала в этом рейсе он так больше и не коснулся – ни по дороге в Воронеж, ни по возвращении в Москву. Но заикаться об этом Зинченко все же не посмел. Тот и так был мрачнее тучи, с Алексеем и тремя словами не обменялся – исключительно по делу. Так и долетели обратно и распрощались без слов.

Но по прибытии в аэропорт Алексей постарался отбросить все эти мысли, связанные с уже закончившимся полетом. Было у него впереди теперь другое дело, казавшееся ему не менее интересным и важным. Направившись к цветочному киоску, он не мудрствуя лукаво выбрал самый большой букет из тех, что там продавались, быстро расплатился и, посмотрев на часы, торопливо пошел через зал: самолет из Воронежа уже совершил посадку полчаса назад, а следовательно, Саша уже прилетела, сдала смену и сейчас вполне может уехать домой, и тогда – прощай, их встреча, на которую Алексей очень рассчитывал. Припустившись, он побежал через зал и почти натолкнулся на замершего в центре Зинченко. Намереваясь поскорее отделаться от него, Алексей выдавил улыбку и нарочито бодро сказал: