Ленин и Керенский 2017. Всадники апокалипсиса - Александр Полюхов

Предложение прогуляться по обширному лесному участку Ульянов отверг: «Некогда-некогда. Сейчас архиважно вникнуть в текущий момент. Поработаю в библиотеке. Мне бы туда заказать мороженного, пломбира. Можно, да? И еще ту штуковину, где трогаешь стекло и сайты открываются новостные». Планшетник ему выдали с выходом в интернет, но блокировали доступ к электронной почте и мессенджерам. Босс приехал в гордом одиночестве – разговор с помощником не вдохновил на публичное знакомство с пришельцем. «Если он тот, за кого себя выдает, это – бомба, – размышлял, сидя в «ауди» нынешний лидер большевиков. – Сам решу, когда и если ее рвануть. Хотя крайне маловероятно, что имело место воскрешение Владимира Ильича. Наш человек в персонале НИИ, что занимается сохранением мавзолейной мумия, сообщил: тело на плановой обработке и вот-вот опять будет в открытом доступе». Ленивое движение, вернее ползучая пробка, на Рублево-Успенском шоссе оттягивало волнительный момент встречи. Наконец свернули в узенький проезд между трех– и четырехметровыми заборами, распахнулись железные ворота с камерами наблюдения, вооруженный охранник заглянул в салон. «Уф, добрался!»

– Как? – на ходу бросил старшему «дзержинцу».

– Позавтракал, работает с литературой, осваивает компьютер.

– Я не о том! Как тебе?

– Аутентичный типаж, манера речи соответствует, костюм столетней моды, носит в кармане сухарь.

– Шутки шутишь? Какой сухарь?

– Обычный ржаной.

– Образцы взяли?

– Не хотели пугать, залезая в рот ватными тампонами. Для начального анализа ДНК сойдут и волосы – взяли с расчески в ванной. Рыжеватые, как и ожидали.

– Сам-то что думаешь? Неужели ОН?

– Да, – твердо выговорил бывший оперработник, веривший в свое чутье. – Вы, полагаю, понимаете, какая поднимется буря.

– Еще бы, – неохотно согласился партийный руководитель. – Вселенская!

– «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»? – Вальяжный переделал цитату в вопрос.

– Окстись! – лидер современных большевиков перекрестился, что с ним нередко случалось по причине настойчивых попыток смычки с православной церковью. – Стране нужен мир и покой, и так потрясений выше головы.

Мысленно попросив Господа о содействии – на благословение не рассчитывал из-за многочисленных прегрешений, решительно вошел в распахнутую дверь виллы. Как-то примет тот, кого привычнее называть «Ум, Честь и Совесть нашей эпохи». Коктейль из трех ингредиентов не знаком ни градусом, ни вкусом. За здравие или за упокой предстояло испить чашу сию? Не подведут ли «дзержинцы», если придется упокоить страждущую душу, забредшую на сто лет в будущее. Поймут ли партийцы, если узнают, что товарищ Дю оказался вынужден сделать столь жесткий выбор? Хотя если человек, выкраденный из Жулебино, провокатор, подосланный врагами, то иного выхода не будет. «Надо выйти на позитив, использовать Вождеявление для усиления позиций партии, – отмел малодушие. – Обниму как родного, пусть включается в идеологическую борьбу. Не с бухты-барахты, а когда наступит подходящий момент, естественно, и в нужном ключе». Мечта о «левом повороте» страны стала ярче. Оставалось выяснить станет ли конкретнее.

Если свернуть с Арбата в переулок, исчезнут зеваки-туристы, торговцы-лоточники, барды-гитаристы и шаржисты-портретисты. Чище, тише, малолюднее, а главное – иные обитатели. Обеспеченные жильцы старинных и не очень домов, сотрудники солидных офисов, клиентки дорогие салонов красоты, врачи с юристами и их посетители. В спокойных заводях есть и шумная бухточка, где обитает «АКУЛА» – Академическое Камерное Училище Литераторов и Артистов. Вокруг него завихрения из абитуриентов и их родителей, а также педагогов и жуликов, обещающих «надежное поступление за скромные деньги». Рядом общага, где давно, раньше и теперь квартируют потенциальные гении, шедеврами которых искусство только и живо. Именно здесь на первом году обучения счастливые студенты еще верят, что «поэт в России больше, чем поэт», что «красота спасет мир» и тому подобным клише. В свое время не миновала ярмарки тщеславия и Лидочка, приехавшая, дабы театр и кино обрели потрясающую актрису. Назад в Питер вернулась обрюхаченная младенцем, поскольку преподаватель давал ей уроки не только сценического мастерства, не пользуясь противозачаточными средствами.

– Тетя Клава, не узнаете? Это я – Лида, училась у Мещерского, – ввела в курс комендантшу, артистично потряхивая перед ее носом портмоне.

– Лидка! – притворилась, что признала опытная дама, повидавшая разных постояльцев – законных «акулят» и незаконных гостей столицы. – Надолго к нам?

– На неделю, а там как сложится. Я с другом, – девушка кивнула на стоящего в сторонке Керенского.

– Солидный мужчина, – вынесла вердикт хранительница проходной и ловко изобразила на пальцах таксу за ночь. – Деньги вперед за неделю.

– На третьем этаже, с окнами во двор можно?

– Только из уважения к Мещерскому. Он, кстати, здесь. «Принимает зачет» у первокурсницы.

И точно – на третьем этаже на встречу попалась слегка оплывшая, но внушительная фигура с творчески взъерошенными вихрами того неопределенного оттенка, что встречается у мужчин, успешно переживших кризис среднего и последующих возрастов. Большой корабль плыл по коридору и мелкие лодчонки учащихся расступались. Только и питерский гость привык, чтобы ему очищали фарватер, и шел встречным курсом. Столкновение, а штурманша пыталась его предотвратить, дергая за рукав, становилось неизбежным. Предвкушая инцидент, зрители вытягивали шеи, стараясь разглядеть мизансцену, которую готовила Жизнь – лучший из режиссеров. Но ружье, уже повисшее на стене, не выстрелило: демиург-постановщик предпочел использовать эффект обманутого ожидания.

– Сударь, вы бы смотрели по сторонам, – затормозив, бросил экс-глава Временного правительства, раздраженный путешествием из Петербурга в Москву, – не ровен час пострадаете от собственной рассеянности.

– Вы, собственно, что тут делаете? В училище посторонним вход воспрещен, – остановился и преподаватель, только тут подняв очи, ранее опущенные к долу. – Боже, какая фактура! – мозг переключился в профессиональный режим. – Не припоминаю: вы из Ленкома или из Таганки?

– Керенский Александр Федорович, – точный полупоклон головы при абсолютно прямой спине.

– Ну, конечно! Извините, сразу не признал. У кого сейчас снимаетесь? Не слышал, чтобы запустили в производство фильм про революцию.

– Александр нынче в простое, – поспешила вмешаться женщина. – Я – Лидия, его импресарио. Кстати, у вас училась.

– Да-да, милочка, – не узнавая давнюю пассию, буркнул гроза студенток с академической неуспеваемостью. – А реквизит «керенского» у вас имеется с собой? Френч, сапоги и прочее?

– Имеется, – почуяв потенциальную антрепризу, «импресарио» тряхнула сумкой с вещами.

– Волшебно! Возможно, у меня что-нибудь для вас образуется, – Мещерский непривычно для себя обогнул айсберг, излучавший холодное презрение, и заспешил в рабочий кабинет, чтобы сделать звонок. – Не исчезайте, потребуетесь ближе к вечеру.