Мой сводный враг - Эмилия Грант

 Я сжимаю вилку так, что белеют костяшки пальцев.

 – Нормально, – выдавливаю через силу и отодвигаюсь от стола. – Извините, забыл средство от изжоги.

 – У меня есть, – торопливо вмешивается Вика и лезет в сумочку.

 – Не от зуда и жжения, Вика, – едва слышно шепчу я, чтобы отец со своего конца стола не смог разобрать. – От изжоги, – и, мстительно отметив, что фальшивая улыбочка, наконец, сползает с ее лица, выхожу на кухню.

Никакой изжоги у меня, разумеется, нет. Первое, что пришло в голову. В Лондоне у половины моей компании проблемы с желудком, потому что англичане едят дико жирную пищу. Про овсянку – это сплошные байки, а вот что-нибудь, прожаренное в масле с беконом – пожалуйста.

И вот сейчас после встречи с Викой меня не покидает чувство, будто я отпил из фритюра. Та же брезгливость и желание вставить два пальца в рот.

 – Тебе что-нибудь нужно? – обеспокоенно спрашивает Людмила Михайловна, заглядывая в мое, очевидно, позеленевшее лицо.

 – Воды холодной. Со льдом и лимоном. Там до десерта еще долго?

Я интересуюсь не потому, что соскучился по сладкому. Просто если уйду к себе сейчас, отец потом будет песочить меня за бестактность. И неизвестно, что Олеся успеет наговорить им всем в мое отсутствие. Нажалуется, что я бросил ее на трассе? Или усадил за руль? Или чуть не подрался с ментом… Все беды от баб, надо будет набить такую татушку. Наверняка же есть подобная мудрость на латыни.

Не успеваю я принять из рук Людмилы Михайловны стакан ледяной воды, как в кухню заходит Вика, и я с трудом сдерживаю желание, вылить ей содержимое стакана за шиворот.

 – Теть Люд, не оставите нас? – мурлычет Вика.

 – Погодите…

Но Людмила Михайловна уже исчезает в коридоре, оставив меня с этой шалавой наедине. Спасибо, блин, поужинал в кругу семьи.

 – Тём, ну ты чего, – Вика подходит ближе и будто бы невзначай приглаживает мою футболку. Ниже, ниже, прощупывает грудь, живот, царапает пальцем пресс. – Я же соскучилась.

 – Шла б ты… – глотаю матерные координаты. – Домой.

 – Ты всегда был таким резким… – ее зрачки расширяются, язык скользит по нижней губе. – Хочешь, давай по-грубому. У меня есть шикарный латексный костюмчик… Можешь меня даже отшлепать.

 – Вика, иди на…

Но она накрывает ладонью то место, куда я хотел ее послать, быстрее, чем я его называют.

 – Вот сюда? – сладострастно шепчет она и тянется к моему уху. – С удовольствием…

Я перехватываю ее запястье, хочу оттолкнуть, но вдруг мне на глаза попадается Олеся. Стоит в дверях кухни и ошарашенно таращится на нас с Викой. Твою мать… Только этого мне не хватало… Сейчас скажет отцу, тот проболтается соседям, – и здравствуй игра в жениха и невесту с Викой по второму раунду.

 – Стой! – выпутываюсь из Викиной паутины и бросаюсь к Олесе. – Ты что-то хотела?

 – Твой отец просил узнать, все ли в порядке, – холодно отвечает она. – Вижу, у тебя личный доктор.

 – Да, милая, скажи дяде Сереже, что Артемка в безопасности, – Вика по-хозяйски облокачивается на стол. – И иди пока погуляй, раз уж тебя не учили стучаться.

 – Без проблем.

 – Олесь, я сейчас вернусь! – кричу я ей вслед, но она уже не оборачивается, просто поднимает обе руки, давая понять, что это ее не касается. – Твою мать… Вик, тебе не надоело?

 – Что именно? – рыжая невинно хлопает ресницами.

 – Слушай, я не буду с тобой спать. Вообще, – резко подаюсь вперед. – Не надо ко мне лезть, не надо сюда приходить, вот эти все твои фокусы… Практикуйся на ком-нибудь другом, уяснила? Я тебя не хочу.

 – А твой дружок думает иначе, – она улыбается, как будто я не отбрил ее секунду назад.

 Блин, как можно быть такой тупой? Мне нарисовать ей в картинках? Показать на пальцах?! Как донести до этой твари, что я не хочу ее видеть?

 – Катись к чертям, – презрительно бросаю и выхожу из кухни.

Не думал, что мне когда-нибудь захочется поднять руку на женщину, но у Вики фантастический талант пробуждать в людях худшие качества.

Плюхаюсь на свое место и замечаю, что Людмила Михайловна собирает Олесины приборы.

 – Она что, ушла? – спрашиваю удивленно.

 – Что-то вы сегодня оба расклеились, – вздыхает отцова великовозрастная невестушка. – Олесю можно понять, она вкалывает с утра до ночи.

 – Кое-кому бы тоже не помешало, – мрачно бормочет отец, выразительно глядя на меня.

Отлично! Отшвыриваю вилку в сторону, отодвигаю тарелку. Нет, песню «Иди работай» я слышу не впервые. Но сейчас отец, сам того не подозревая, подкинул мне отличный повод уйти. Главное – убедительно изобразить обиду, и тогда можно будет на законных основаниях слиться из-за стола.

 – Ты опять?! – наигранно возмущаюсь я. – Я в принципе никогда не смогу тебе угодить, да?

 – Артем, будь добр, не начинай, – с тихой угрозой произносит отец.

 – Я?! Да нет уж, ты договаривай. Кем я, по-твоему, должен работать, чтобы научиться уму-разуму? Бухло алкашам разносить, как Олеся? Шпалы укладывать? Таксовать?

 – Прекрати паясничать! – отец едва сдерживается.

Супер, все идет по плану.

 – Спасибо, – я встаю и бросаю скомканную салфетку на стол. – Было очень вкусно, – и, посмотрев на потенциальную мачеху, елейно добавляю: – Надеюсь, мадам не будет возражать, если я откланяюсь. Расклеиться изволил-с.

Отец ругается мне вслед, его прелестная Ларисочка смущенно изучает содержимое тарелки, Вика провожает меня разочарованным взглядом. К черту их всех. Лучше вообще не жрать, чем подавиться и сдохнуть от несварения в этой компашке.

Поднимаюсь к себе в комнату, с блаженством растягиваюсь на кровати и достаю телефон, чтобы развеяться и посмотреть какое-нибудь кинцо на ночь глядя. Но гаджет предательски пиликает и сообщает, что заряда осталось всего десять процентов. Выругавшись, машинально тянусь к тумбочке, и лишь потом запоздало вспоминаю, что вчера по пьяни ошибся этажом. Мой чемодан уже заботливо перенесли сюда, а вот мелочи вроде наручных часов и зарядки, должно быть, так и остались лежать у Олеси в гостевой.

Черт, только решил, что смогу, наконец, расслабиться в собственном доме. Конечно, видеть эту зануду и уж тем более выслушивать ее морализаторские упреки мне особо не хочется, но остаться без телефона из-за Ягодки я не намерен. А потому заставляю себя слезть с кровати и снова направляюсь к лестнице.

Из-под Олесиной двери выбивается свет, значит, «сестренка» не спит, и на сей раз совесть моя чиста. Открываю и собираюсь уже произнести «тук-тук», но от увиденного язык прилипает к небу.

Олеся стоит на полу на четвереньках и пытается вытащить что-то из-под кровати. И не просто стоит, а в одних трусиках. На обнаженной спине еще поблескивают капли воды, пахнет земляничным шампунем, пряди влажных волос прилипли к плечам. Я судорожно пытаюсь придумать что-то язвительное, чтобы заявить о своем присутствии, но мысли ускользают, а тело не слушается.