Призвание — миньон! - Татьяна Коростышевская

— Шут, — пробормотал канцлер.

— И снова в точку.

Ван Хорн поморщился и отодвинулся на край сиденья.

— Что за блажь пришла в головку нашей повелительнице? Турень намекал, что вскорости нам сообщат об организации некоего института?

— Она вам не говорила?

— Что имеется в виду?

— Ее величество желает завести при своем дворе миньонов, — ответил Мармадюк. — Видимо, она не сочла эту новость достойной быть озвученной во время совета. Она уже призвала ко двору наследников нескольких десятков дворянских фамилий. Молодые люди, свежая кровь, новые лица.

— Оборванцы. И где же она возьмет денег на свои причуды?

— Думаю, у вас, — расхохотался шут. — Всей Ардере известно, у кого здесь самая плотная кубышка.

Ван Хорн задумчиво потер бритый подбородок:

— А если я не дам?

— Тогда даст кто-нибудь другой — лорд Вальденс или Турень. Им ведь не придется объяснять, что участие в образовании нового ближнего королевского круга — дело выгодное. У каждого из этих достойных лордов есть сыновья, которые в случае, если они войдут в этот круг, смогут без особых усилий блюсти интересы родителей. Провинциальные дворянчики — это, конечно, мило, но им трудно будет тягаться со столичной молодежью.

— У меня тоже есть сын.

— Юный Гэбриел, кажется, вернулся ко двору из вашего родового замка?

Отвечать не требовалось, лорд ван Хорн не любил лишних слов.

— Я участвую, — твердо проговорил он, поднимаясь. — В казначейство будет доставлена требуемая сумма уже к завтрашнему вечеру.

Канцлер удалился не прощаясь, а Мармадюк остался на скамейке, у него здесь было назначено еще две встречи — с Вальденсом и Туренем, которым он сделает то же самое предложение. Аврора будет довольна, деньги на ее миньонов нашлись.

В дверь стучали. Гэбриел ругнулся, накрыв голову подушкой:

— Пошли вон, канальи!

— Любовь моя… — Моник провела тонким пальчиком по его спине. — Просыпайся, тебя ждут великие дела.

— Подождут. — Гэбриел сгреб девушку в охапку, дернул тонкое кружево пеньюара, обнажая полные белоснежные груди.

Она засмеялась как серебряный колокольчик, выгнулась на постели, отвечая на ласку.

Моник была шлюхой, высокопробной и очень дорогой, но сын канцлера ван Хорна мог себе ее позволить. Ее чуть рыхловатое тело, ее пепельные локоны, пухлый ротик, большие кукольные глаза — чтобы получить весь этот набор, дополненный вполне искренней страстью и избирательностью, которую демонстрировала кокотка, одних только денег было недостаточно, ну, по крайней мере, она его в этом уверяла.

— Малыш Гэбри опять готов к бою? — Шаловливые пальчики уже начали путешествие по его телу, Моник не возражала против быстрых утренних ласк.

Они приступили к делу, и все бы довольно скоро завершилось, но дверь вылетела от удара снаружи.

— Креспен, каналья!

Креспен, капитан личной гвардии канцлера ван Хорна, обвел спальню орлиным взглядом:

— Ваш родитель ждет вас во дворце, милорд.

Перед словом «милорд» вояка сделал небольшую, но вполне читаемую паузу. «Щенок, повеса, транжира, — было в ней, — недостойный великих свершений твоего отца!»

Гэбриел поднялся с постели, оставив простыню Моник. Та не спешила прикрываться, дразня Креспена своей наготой. Капитан дернул кадыком, раздул ноздри длинного носа и отвел взгляд. Он не был богат, не был хорош собой, не был знатен. Возлечь на ложе страсти с такой женщиной он мог разве что в мечтах.

— Поторопитесь, милорд, — твердо сказал он, зная, что щенок может разве что тявкать, кусать ему было не позволено.

Щенок между тем побрел на нетвердых, видимо вследствие вчерашних возлияний, ногах к столу, отщипнул от грозди виноградинку, налил из графина вина в раззолоченный бокал.

— Моник, дорогая, прикажи подготовить для меня ванну.

— Как пожелаешь, любовь моя, — хихикнула кокотка и, накинув на плечи простыню, выскользнула из комнаты.

— От меня воняет, — доверительно сообщил Гэбриел капитану. — Мы же не хотим, чтоб ее величество морщила носик при имени ван Хорн?

Креспену не оставалось ничего другого, как ждать.

Две статные горничные принесли горячую воду в ведрах, щенок, нисколько не стесняясь своей наготы, прошел за ними в умывальню, его каштановые с рыжиной волосы падали на плечи. Если бы не шрам на левой щеке, Гэбриела можно было назвать красавцем, он был хорош той слегка порочной красотой, которая присуща сынкам богатых родителей. Его зеленовато-серые глаза излучали лишь два оттенка чувств — равнодушное презрение и презрительное равнодушие, что, видимо, являлось результатом пресыщенности, — а довольно большой рот чаще всего кривила полуулыбка.

«У такого родителя такой сын, — думал капитан, присаживаясь к разоренному столу, — воистину — гора родила мышь. Мальчишка глуп и развратен. Он не умеет фехтовать, избегает драк и мужского застолья, зато азартен в играх и делах любовных». У самого капитана детей не было, но он был уверен, что воспитал бы их в строгости и уважении к старшим. Ван Хорн, не этот щенок, а лорд-канцлер, с сыном дал слабину, потакает его привычкам, оплачивает причуды. Нет, Креспен конечно же был свидетелем пары-тройки, а если честно — пары-тройки десятков наказаний, но что такое порка, когда…

— Креспен, велите подготовить портшез, — донеслось из умывальни, — я не в состоянии сесть верхом.

Капитан вышел во двор, кликнул слуг. Сборы заняли около полутора часов, потому что сначала была ванна, потом завтрак, чтобы не упасть в обморок пред светлые очи ее величества, потом Гэбриел дважды посылал за костюмом, ибо первый из принесенных из дому был признан недостаточно нарядным. Когда процессия сына и наследника канцлера ван Хорна стартовала от ворот веселого дома «Три сестрички», от горящих от гнева щек Креспена можно было зажигать лучины.

Молодого человека, едущего в портшезе, сопровождала четверка конников под предводительством капитана, призванная разгонять досужую толпу. Нелишняя предосторожность, ибо в столице сегодня было многолюдно, кроме официального представления молодых людей королеве предполагались также рыцарский турнир, выступления акробатов, музыкантов и танцы. Неудивительно, что на празднество просто хлынул народ.

На Королевской площади портшезу пришлось остановиться, ибо здесь было вообще не протолкнуться. На помостах уже выступали артисты, пронзительные звуки дудок, перекрываемые шумом толпы, возносились вверх, к крохотным фигуркам канатоходцев, которые, кажется, парили в воздухе подобно птицам или эфемерным сильфам. Капитан попробовал проложить путь сквозь орущую и веселящуюся толпу, неподалеку занимались тем же примерно делом другие вояки, спешащие доставить пред очи королевы своих подопечных, и тоже безуспешно.