Пять причин улыбнуться - Ирина Градова

Я не понимал, почему у них все так просто. И так скучно. Они не способны ни на что, по-настоящему стоящее… Не знаю, что именно. Послать меня к чертям… Или спрыгнуть с балкона, чтобы показать мне, как я им важен… Или принять меня таким, какой я есть, не дожидаясь банального предложения руки и сердца… Ни-че-го.

Они только вздыхали и разочаровывались в моей скромной персоне, не способной, по их мнению, на решительный шаг. Да я и вправду был не способен. Для таких, как они, мне лень даже плюнуть.

Наверное, ты считаешь меня эгоистом, Алька. Может, так оно и есть. Но знаешь, одна мысль о том, чего они ждут от меня, вызывала во мне презрение, отвращение и страх… Страх, что в один прекрасный день я не выдержу и превращусь в образчик «примерного мужа», «чтоб не пил, не курил», которым заботливые мамочки с детства пичкают дочурок…

Я выставлял их раньше, чем они успевали увидеть во мне этот «идеал».

Знаешь, я честен с тобой так, как никогда не был честен ни с одной из женщин. И сам не знаю почему. Во всяком случае, тебе полезно знать, что думает мужчина о твоих розовых мечтах. Ты тоже хочешь выскочить замуж за такого «чтоб не пил, не курил»… Ведь я прав?

Его не интересовало, что ответит Алька. Он продолжил, даже не поглядев в ее сторону:

— И когда я окончательно разуверился в том, что встречу свою «огненную» женщину, я познакомился с Еленой. Точнее, она со мной. Все произошло случайно, как в скверном романе. Мы столкнулись в каком-то баре, куда я зашел, чтобы в очередной раз сделать себе «местную анестезию». Проще говоря, чтобы как следует напиться. Когда жизнь кажется тебе страшнее, чем похмелье, плюешь на все…

Ты не пьешь и, наверное, решаешь свои проблемы по-другому. И осуждаешь меня за то, что я такой. Но знаешь, Алька… Нет, пока еще ты не знаешь, как может выпотрошить, задушить этот город, пустой и холодный. Да-да, все верно. Пустой — несмотря на толпы людей, и холодный — несмотря на все свои яркие огни. Город-призрак…

Иногда мне начинало казаться, что и люди в нем — призраки. Они идут мимо тебя, не видя тебя, не замечая тебя, не зная, что ты видишь их… Я специально останавливался и смотрел на поток людей, вплывающий в метро во время часа пик. Какие мертвые лица!.. Мне становилось страшно от одной мысли, что вот сейчас я войду в этот тупой, равнодушный поток, оступлюсь и он затопчет меня. Затопчет и пронесется мимо, не заметив этой ничтожной трагедии…

Наверное, тебе кажется странным, что я, человек, всю свою жизнь проживший в Москве, так говорю о своем городе. Ничего странного. Все, что ты видишь, — это лицо. Красивое лицо дорогой заштукатуренной проститутки. А нутро — гнилое насквозь, фальшивое, источающее яд… И я должен был бы любить этот город. Я должен был бы гордиться им. Но как можно гордиться своей матерью — пьяницей и шлюхой? Или отцом — убийцей и сутенером? Я никогда не любил. Только боялся и старался уйти подальше от всей этой грязи… Кажется, я увлекся, — сказал он, немного помолчав. — Все это не то, мое мнение об этом городе вряд ли тебе интересно…

Алька хотела запротестовать, но Сергей остановил ее, мотнув головой.

— В общем, выяснилось, что в этом баре подают не только крепкие напитки… Она присела рядом, от нее пахло вот как раз этими самыми духами, которыми ты по неведению отравила воздух. — Он горько усмехнулся. — Я поднял свою хмельную голову, и мои глаза, затянутые поволокой алкоголя, все-таки разглядели, что она чертовски красива. Наверное, глупа, подумал я. Но мне было все равно. Хотелось хоть кого-то, кто бы скрасил мое одиночество. Я заговорил — она ответила. Голос у нее был таким же, как она сама, — загадочным, с легкой хрипотцой. На мои глупые вопросы, адресованные красивой пустышке, она отвечала умно и с достоинством. И в ответ на мое дежурное предложение «Заглянем ко мне?» только улыбнулась. Не высокомерно, не презрительно. А добродушно и с сочувствием. Но все-таки не заглянула…

Я взял ее телефон, и вскоре мы снова встретились. На сей раз я предусмотрительно, — Сергей хмыкнул, — не напился. Елена — так ее звали — оценила мои старания. Я думал, она потащит меня в кафе, а она повела меня бродить по каким-то аллеям. Не знаю, как Елена умудрялась находить в Москве такие тихие, уединенные дворики, что мне начало казаться — с ней я нахожусь в совершенно другом городе. А может, и в другом мире.

Мы говорили обо всем, что меня интересовало, а главное — о литературе. Она знала в этом толк. В настоящем, вечном. Ты пока не видишь разницы между вещами нетленными, теми, что смакуют, как хорошее вино, и легкими, пустыми однодневками, леденцами для души. Я не переставал удивляться ее начитанности, ее тонкому, пронзительному, неженскому уму. Она отвергала пошлятину и не терпела бульварной простоты. Но больше всего меня удивляло то, что у нас такие похожие вкусы. Елена сходила с ума от Маркеса, и мы наперебой цитировали полюбившиеся фразы. Но если бы только это… Ее мировоззрение, ее внутренний мир, ее желания, все вплоть до мимолетных, практически совпадали с моими… Иной раз я ловил себя на мысли, что никак не могу поверить в ее реальность. Мы были… как разнополые клоны… — Сергей смолк, захлебнувшись своей несколько театральной, но прочувствованной речью. — Казалось, такое невозможно… Но было же возможно, черт возьми… — швырнул он в пустоту. — Уже через несколько дней наших встреч я почувствовал, что влюбился. Влюбился в первый и, видимо, в последний раз… И в первый раз испугался, серьезно испугался потерять ее, рассказав о чувствах, которыми я давился, как бешеный пес слюной. Уж извини за такое дурацкое сравнение…

Видишь ли, Алька… — Сергей обращался к ней, но Алька чувствовала, что он говорит сам с собой. Ее мнение — осуждение или одобрение — нужно ему, как рыбке зонтик. Это задело Альку, но она все равно слушала. В конце концов, сама напросилась на эти нудные откровения. — Елена была первой женщиной, которая ни разу не только не заговорила, но и не намекнула о браке. Напротив, она сразу заявила мне, что хочет свободы и эта свобода ей дороже всего на свете. Впервые я видел женщину, ценившую свою независимость. Женщину, которая не желала попасть в клетку, ограниченную кухней и штампом в паспорте. И вот с этой-то женщиной мне, как назло, смертельно захотелось быть рядом. Всегда. Всю жизнь. Я долго сомневался, прежде чем выложить ей все начистоту. Но разговор на эту тему все-таки состоялся.

Она отреагировала, с одной стороны, ожидаемо, с другой — непредсказуемо. Но поступи Елена по-другому, я засомневался бы в искренности всего, о чем она твердила раньше. Она уехала куда-то на неделю, заявив, что ей нужно подумать. Но не над моим предложением, а над тем, продолжать ли вообще встречаться со мной. Я ждал терпеливо, как преданный пес, и думал, думал, думал, как удержать ее рядом. Когда она вернулась, я окончательно съехал с катушек. Сказал, что, если она не сменит гнев на милость, я напьюсь в хлам и прыгну с моста под поезд…

Честно говоря, мне до сих пор стыдно. Выглядел я дико и нелепо. Взрослый, стареющий мужчина ведет себя как спятивший подросток… Но Елена поняла меня и простила эту дурацкую выходку. Она ведь тоже любила меня…

Елена переехала ко мне, но «жить долго и счастливо» не вышло. Через несколько дней она пропала. Мне позвонили в тот же вечер. Какой-то «гиви» или «махмуд» сообщил мне, что «мой женщин» у него. И если я соберу сто тысяч, естественно, не рублей, а также буду держать свой рот на замке, то «женщин вернется».