Жизнь взаймы: Рассказы врача-реаниматолога о людях, получивших второй шанс - Даниэла Ламас

После душа надо было уделить некоторое время повязкам, которые прикрывали отверстие в животе, куда уходили провода. Эта процедура была очень проста. Я прошла с Вэном в его спальню, и он показал мне угол, где хранил стопку наборов для смены повязок. В первое время после возвращения из больницы Вэн скрупулезно выполнял все врачебные предписания. Собственно, у него не было другого выбора. В те первые дни ему настоятельно рекомендовали не оставаться одному на случай, если вдруг произойдет какой-нибудь сбой в работе ИЖС. Иногда врачи могут отказать в имплантации больным, у которых нет возможности обеспечить уход за собой — нанять сиделку или заручиться поддержкой членов семьи. В те первые дни рядом с Вэном неотлучно, днем и ночью, находились его сестры или дочь. Пока Вэн находился в больнице, члены семьи учились держать в чистоте повязки и менять аккумуляторные батареи. Родственники заучивали свои действия в случае срабатывания тревожной сигнализации, отрабатывая их до автоматизма в надежде, что моторная память позволит преодолеть панику. Даже Дарлин, которая всегда страшно боялась медицинских процедур, научилась менять повязки, прикрывавшие место, где входили в живот провода устройства.

Поэтому, когда Вэн вернулся после операции, родственники жили с ним. Они меняли повязки, как их учили в больнице, аккуратно следуя всем инструкциям. Сменные повязки подносили к кровати Вэна. Сам он ложился, смачивал старую повязку спиртом и выжидал несколько минут для того, чтобы она хорошенько пропиталась. После этого его помощник осторожно удалял старую повязку, оценивая состояние отверстия для проводов. Довольно часто выявлялось небольшое покраснение, которое обрабатывали спиртом, а затем стерильным физиологическим раствором. Вся процедура занимала около 15 минут. Затем следовало выждать еще столько же до полного высыхания марли, прежде чем наложить поверх еще одну, страхующую повязку.

Ко времени нашего знакомства Вэн приспособился менять повязки самостоятельно. Пожав плечами, он признался мне, что иногда экономил время — например, отдирал старую повязку, не пропитывая ее спиртом. Конечно, все равно приходилось проявлять осторожность и терпение. Если учесть перерывы, которые Вэн был вынужден делать, чтобы отдышаться и прийти в себя, то принятие душа и смена повязок были испытанием, длившимся в среднем около трех часов. Обычно после всех этих процедур Вэн варил кофе и садился с чашкой у компьютера, чтобы пару раз разложить пасьянс. Но вообще Вэн не терпел праздности и всегда находил себе занятия. В тот день он приготовил еду к моему приезду. После основного блюда он собирался подать брауни[5] с клубникой и взбитыми сливками.

Пока мы разговаривали, распахнулась входная дверь, и раздался звонкий детский голос. Обернувшись, я увидела дочь Вэна и ее сына, круглолицего четырехлетнего малыша по имени Дилан, который буквально ворвался в дом в футболке с изображением Супермена. Он бросился к деду и повис на его шее. Через несколько месяцев после того, как Вэн выписался из больницы, дочь позвонила и спросила, не хочет ли он посидеть с Диланом. Вэн обожает своего внука. Фотография Дилана висит на холодильнике, и Вэн очень любит проводить время с внуком, но, поразмыслив, он ответил «нет». Любящий дед опасался, что с ним может что-нибудь случиться, когда он будет один с ребенком. Аппарат может отказать, и он умрет, а младенец сильно испугается, к тому же останется без присмотра — слишком опасно. Поэтому Вэн играл с ребенком только в присутствии дочери или одной из сестер.

— Если я вдруг потеряю сознание, то что он будет делать? Ждать целый день, пока кто-нибудь не придет?

Он делился своими страхами, пока я стояла у входа в кухню, а Дилан весело носился по гостиной.

— Моя жизнь стала другой, и это надо учитывать.

Шли месяцы, а затем и годы, и постепенно Вэн начал проводить с внуком по несколько часов наедине. Из предосторожности ребенка снабдили телефоном с кнопкой экстренного звонка родителям. Тем не менее Вэн без нужды не затрагивает тему сбоев в работе аппарата — не трогай лихо, пока оно тихо.

— Пока мы с Диланом одни, я постоянно об этом думаю, — признался Вэн.

Однажды он проснулся в два часа ночи от громкого электронного гудения. Уверенный, что это тревожная сигнализация ИЖС, Вэн переключил источник питания, выдернув вилку из розетки и подключив шнур к аккумуляторам. Но звук не прекратился. Вэну категорически рекомендовали не пытаться самостоятельно переключать режимы в блоке управления, включать или выключать его, но он сильно растерялся, к тому же была глубокая ночь. И Вэн пытался делать все то, что врачи велели не делать ни в коем случае. Однако гудение не утихло. Вэн с трудом выбрался из постели и подошел к телефону, чтобы позвонить в отделение, где ему имплантировали ИЖС. Только добравшись до телефона, Вэн заметил, что трубка снята с рычага и лежит на столе. Гудел телефон, а не аппарат. Когда Вэн закончил свой рассказ, вся родня добродушно рассмеялась, хотя я понимала, что они не в первый раз слышат эту историю.

Когда смех утих, возникла недолгая пауза. Я воспользовалась тишиной и спросила Вэна, не позволит ли он мне пощупать его пульс. Это предложение позабавило Вэна, и он протянул мне руку. Привычным жестом я положила пальцы на его запястье, на то место, где прощупывается пульс на лучевой артерии. Обычно под пальцами сразу ощущается ритмичная пульсация. Так как устройство проталкивает кровь в аорту не толчками, как это делает сердце, а постоянным потоком, я не смогла уловить пульс. Признаюсь, я была обескуражена, а Вэн хитро улыбнулся. И он, и его семья немало шутили по поводу этого устройства. Когда Вэн начинает действовать сестре на нервы, она говорит, что если он будет плохо себя вести, то она отключит его от розетки.

Сначала доктора намеревались пересадить Вэну новое донорское сердце. Врачи считали, что пересадка возможна (имплантацию ИЖС называли промежуточным решением), но придется подождать, потому что он курил вплоть до установки ИЖС. Вэн очень хотел трансплантации — или ему так казалось. Трансплантат позволил бы обходиться без аккумуляторов и, что еще важнее, дал бы возможность плавать и, например, научить внука удить рыбу с лодки. В первые месяцы после операции Вэну приходилось каждые две недели приезжать в клинику, чтобы врачи могли проверить работу аппарата и при необходимости внести изменения в режим его работы. Оценивали и шансы Вэна стать кандидатом на пересадку сердца. Машину обычно вела Донна, и дорога туда-обратно занимала не меньше двух часов — это если не было пробок и стояла хорошая погода. Визиты к врачам не становились реже, часы, проведенные в автомобиле и очередях, выматывали, а надежда на скорую пересадку после многочисленных анализов и обследований становилась все более туманной и неопределенной.

В конце концов все эти муки были вознаграждены: Вэна внесли в список претендентов на пересадку. Но за время ожидания в клинической картине его болезней на первое место вышла эмфизема легких. Вэн бросил курить в день поступления в больницу, где ему имплантировали искусственный левый желудочек. Дважды в день он пользовался ингалятором, но функция легких продолжала ухудшаться. Теперь Вэн не мог вернуться на работу уже не из-за сердечной, а из-за легочной недостаточности. Ему сказали, что если ситуация не улучшится, то о пересадке сердца даже речи быть не может. Визиты к врачам участились, и увеличилось количество выписанных лекарств. Когда Вэн попал на прием к новому пульмонологу, тот просто и без обиняков сказал, что уже ничем не может помочь. Вэн расстроился и разозлился, но факты — упрямая вещь. Во время очередного посещения клиники доктора сказали, что пересадки сердца не будет. Вскоре пришло официальное письмо, в котором больница извещала пациента о том, что его имя вычеркнуто из списка. Сообщив мне об этом, Вэн пожал плечами.