Жизнь взаймы: Рассказы врача-реаниматолога о людях, получивших второй шанс - Даниэла Ламас

Как-то воскресным днем я взяла напрокат автомобиль и поехала к Вэну, который жил в 100 км к юго-западу от Бостона, недалеко от границы штата Коннектикут. Я познакомилась с Вэном в той клинике, где ему установили ИЖС. Один из врачей посоветовал мне поговорить с пациентом, чтобы порадоваться его перспективам. Когда я сказала Вэну, что я врач-пульмонолог и хочу узнать, каково это — жить с ИЖС, его лицо расплылось в улыбке. Он сказал, что если я на самом деле хочу узнать о его жизни, то мне надо поговорить с ним не здесь, между двумя осмотрами, где он нервничает и отвлекается от разговора, ожидая, когда его вызовут. Для разговора, сказал он, мне стоило бы навестить его дома. Я с энтузиазмом приняла это приглашение. Мне хотелось знать, как и куда он втыкает вилку аккумулятора, хватает ли длины шнура, чтобы, например, сходить ночью в туалет, и что происходит, когда звучит сигнал тревоги, удается ли Вэну хладнокровно реагировать. Мне было интересно узнать, как он приспособился к новым ограничениям жизни с ИЖС и не жалеет ли он порой об имплантации.

Ранее на той же неделе я присутствовала на ежемесячной встрече группы поддержки для больных с ИЖС. Группа собралась в конференц-зале кардиологического отделения. Когда я пришла, люди, одни в обычной одежде, другие в больничных рубашках, уже расселись, и собрание началось. Я пришла как раз в тот момент, когда одна женщина признавалась группе в том, что совсем не была уверена, стоит ли ее мужу согласиться на имплантацию ИЖС, так как она не знала, сможет ли стать для него хорошей сиделкой. Женщине было под 70, она была опрятна, хорошо одета. Когда муж впервые узнал о возможности установки ИЖС, он был только за, так как надеялся, что устройство продлит его жизнь и улучшит ее качество. Но она все еще продолжала работать и даже в больнице каждый день проводила по несколько часов за компьютером, чтобы немного отвлечься и проветрить голову. Хотя эта женщина очень любила своего мужа, ее пугали возможные перемены, она боялась, что ей придется делать перевязки, реагировать на сигналы тревоги, — изо дня в день. Она не знала, достанет ли ей мужества.

Во время выступления я разглядывала ее мужа, который сидел рядом. Болезнь сильно состарила его, и сам он молчал, предоставив говорить жене. Муж был одет в больничную пижаму, рядом с ним стоял штатив с капельницей, а на плече висел футляр с аккумуляторной батареей. Ему недавно имплантировали ИЖС, и теперь он восстанавливался после операции.

Женщина призналась, что ее до сих пор страшит неизвестность. Она знала, что в любой момент что-нибудь может пойти не так. У ее мужа может случиться инсульт, начаться кровотечение, и он будет парализован и навсегда прикован к кровати, не способный ни чувствовать, ни мыслить. Но при этом он будет жить благодаря имплантированному устройству. Что они будут делать тогда? Может быть, муж заболеет раком, и тогда им придется решать, когда и как отключить аппарат. Да и само устройство может сломаться. Возможно, что оно будет работать как надо, но она неправильно наложит повязку, и у мужа начнется инфекция. Что будет, если она оцепенеет при сигнале тревоги и не сможет вовремя поменять аккумулятор? Все это будет очень нелегко. Но они были женаты уже без малого полвека. Если все пойдет хорошо, то устройство позволит мужу прожить дольше и лучше, придаст ему силы, которых не хватало его сердцу для того, чтобы полноценно осуществлять кровообращение. Он хотел воспользоваться этим шансом. А она когда-то дала клятву: в болезни и в здравии. Конечно, она никогда не думала, что станет сиделкой собственного мужа, жизнь которого будет поддерживать работающий на батарейках аппарат, но все же чувствовала, что это ее долг, и смирилась со своей судьбой.

В пути из Бостона к дому Вэна я вспоминала группу поддержки. Что будет с этой женщиной и ее мужем, вернет ли ему ИЖС привычный образ жизни, по которому он тосковал, сможет ли его жена вернуться к работе? После той женщины на встрече выступал общительный молодой человек, которому год назад имплантировали ИЖС, а затем пересадили сердце. Он опоздал, но, как только вошел, оказался в центре внимания, было заметно, что он нравится людям. Очевидно, он был горд тем, что сумел преодолеть все трудности, и, конечно, благоприятным исходом. Я от души надеялась, что у него все будет хорошо и дальше. И у тех, кто не выступал на группе поддержки, а только внимательно слушал других. Я легко могла представить их лежащими в больнице и себя, назначающую им лечение и регулирующую скорость введения лекарств, а затем обсуждающую сегодняшний обед и заполняющую формуляры историй болезни. Я не имела ни малейшего представления о том, что происходило с этими людьми после того, как они покидали безопасную гавань кардиологического отделения.

Вэн жил в комплексе для престарелых и инвалидов, это учреждение состояло из множества отдельно стоявших небольших домов. Я безнадежно заблудилась в этом лабиринте и, отчаявшись, позвонила Вэну. Ответила одна из его сестер. Она вышла к воротам и радостно помахала рукой, увидев мою машину, а когда я вышла, обняла меня, хотя мы прежде не виделись и не были знакомы даже заочно. Когда мы разговаривали с Вэном в больнице, он не знал, найдут ли родственники время заехать к нему во время моего визита, и я ожидала, что на встрече будем только мы и, возможно, одна из его сестер. Я предполагала, что взгляну на внешние части устройства, мы поболтаем, и я откланяюсь. Но стоило мне войти в гостиную, как раздались многочисленные приветствия. У меня было такое впечатление, будто я попала на семейное торжество. Здесь были Дарлин (которая встретила меня на улице) и Донна — другая сестра Вэна, которая регулярно сопровождала его к врачам. Рядом с Донной сидели маленькая старушка — мать Вэна, его сын и племянница, и при этом не все еще собрались! Вся родня горела желанием прийти и рассказать про Вэна.

Я едва его узнала! Вэн выглядел совсем не так, как в клинике, — в окружении семьи он казался спокойным и счастливым. На нем была куртка с карманами для аккумуляторных батарей, под белой футболкой виднелся бугорок — блок управления — который я разглядела, только внимательно присмотревшись. Я представилась и села, а Вэн в это время ушел на кухню за блюдом с печеной картошкой, шнитт-луком и сливочным кремом. Рецепт он нашел в «Фейсбуке» и теперь, волнуясь, ждал нашей реакции. После имплантации ИЖС, сказал он мне с кухни через раздаточное окно, он научился пользоваться интернетом, и «Фейсбук» стал его любимым сайтом.

Аккумуляторы ИЖС истощались после 12 часов работы, а это означало, что каждую ночь Вэн подсоединял блок управления к розетке для подзарядки батарей. При таком подключении он мог отойти от стены не более чем на шесть метров. «Как собака на привязи», — смеялся он. Батареи заряжались до утра, и потом Вэн мог отсоединить блок питания от электросети. Его жилище было совсем небольшим, и он мог выходить из спальни на кухню даже при включенном в сеть аппарате. Туалет был еще ближе, чем кухня.

В то утро его будильник прозвонил в четыре утра. День начинался с душа. Даже после трех лет жизни с ИЖС Вэн так и не привык к этому процессу. Начать надо с того, что батареи и блок управления нельзя мочить, поэтому перед каждой водной процедурой Вэну приходилось вынимать батареи из их чехла, а блок управления из поясной сумочки, сшитой для него Донной, и помещать все это в специальный водонепроницаемый пакет. Пакет герметично застегивался сверху, провода пропускались через специальное отверстие. Все это Вэн из предосторожности укладывал в еще один пакет. Врачи предупредили, что и при соблюдении всех этих предосторожностей душ можно принимать не дольше десяти минут два раза в неделю. Для оборудования это был самый безопасный режим. Вэн соблюдал эту инструкцию — по большей части, но иногда допускал вольность и принимал душ трижды в неделю. Это и был как раз такой третий душ.