Паршивый отряд - Иван Геннадьевич Фаворов

лицо хозяйки, которую умиляла подчеркнуто вежливая манера общения этих людей. Она привыкла к тому что так ведет себя Годфри, каждый раз когда оказывается у них, но эти два молодых человека вызывали у нее просто восторг.

– Сейчас что ни будь придумаю. Повторить еще? – И она указала на почти опустевшие кружки друзей.

Надо отметить, что три жирных тетерева, которых они принесли с собой и то уважение с которым здесь относились к Годфри, было достаточно веским аргументом для того что бы повторять пиво всю ночь.

– Да, если можно. – Сказал взявший себя в руки Васка.

Хозяйка принесла им трубку и курительную смесь. Васка неумело раскурил и ароматный дым с оттенком мяты клубами поплыл к потолку. Потом затянулся Порфирий. Они чувствовали себя взрослыми. Скоро закончится их ученичество, и они станут полноценными войнами, пойдут своим путем. Осталось сделать последний шаг. Они плохо представляли трудности, с которыми могут столкнуться во время инициации. Им казалось, что само по себе оказанное учителем доверие уже делает их взрослыми, а ожидающий обряд лишь формальность. Поэтому, открытое курение трубки, в непосредственной близости от учителя было чем-то вроде приказа «отдать швартовые» на судне, везущем их во взрослую жизнь. Еще не уютная гавань места назначения, но плавание уже началось.

Спустя пятнадцать минут они вышли на открытую террасу, располагавшуюся перед входом в таверну. Облокотились на парапет и смотрели в темную даль на расползающийся вечерний туман. Каждый из них думал о любви, о пустоши в которой предстоит очутится завтра и о новой жизни которую они начнут после испытания, когда вернутся в город. Так прошло ещё минут десять они стояли молча, трубка уже прогорела, и Порфирий сказал:

– Пойдём? Наверное, уже пора.

И они медленно направились к месту предстоящего ночлега. Навстречу Парфёну и Васке из кухонной двери почти выбежала хорошенькая дочка хозяев. Она радуясь окончанию рабочего дня спешила куда-то в темноту скрытую входной дверью. Пути их пересеклись почти на пороге. Девушка, окинув юных воинов быстрым, заинтересованным взглядом улыбнулась прекрасной улыбкой. Васка покраснел и ощущая жар румянца, засмущался еще больше, и опустил голову. А Порфирий, зная особенности своей застенчивой морфологии сразу отвел взгляд куда-то в сторону, и как ему казалось, уберегся от позора сделав серьезное, озадаченное лицо. После этого они молча поднялись в комнату, разделись и легли спать. Каждый думал о своем, но мысли у них были похожи, а девушка, улыбаясь и посмеиваясь убежала в темноту весьма довольная впечатлением произведенным на молодых людей.

Этим вечером Годфри делая упражнения старался так, как не старался уже давно. Впервые за долгое время ученики волновали его меньше всего остального. Он чувствовал, что, что-то упускает. Но не мог достаточно сильно сосредоточится для выполнения ментальных практик и мысли его беспорядочно носились по кругу без смысла и толка. «Зря я пил пиво!» – Сетовал Годфри. – «Пошел на поводу у сиюминутной слабости, как мальчишка, а теперь все дело под угрозой». Когда Васка и Порфирий вошли в комнату он не обратил на них внимания и продолжал попытки сосредоточится. Для учеников это было настолько неожиданно, что они не знали, что делать и сев на кровать сидели некоторое время в бездействии. Потом, Васка потихонечку улегся на подушку и долго лежал глядя в потолок. Ночь была почти безлунная, только свет слабого месяца проникал сквозь окно. Васка иногда смотрел на тень учителя сидящего неподвижно на полу скрестив ноги. Он знал, что тот медитирует перед боем. Возможно ему следовало бы присоединится, но Учитель не звал его и Васка не проявил инициативу. Лежал расслабленный голова немного кружилась после выпитого, и он потихоньку погрузился в сон.

Парфен долго сидел на кровати глядя на учителя, пытался понять почему тот не приглашает их. Потом пришел к выводу, что учитель сердится и сам стал укорять себя анализируя прошедший вечер. Пиво давало о себе знать он не мог сосредоточится. Пытался присоединится к учителю, но ничего не выходило, и он ничего не чувствовал кроме смерти. Это пугало его, он просидел несколько часов пытаясь разглядеть хоть что-то, в темноте своего сознания и рядом, в комнате так же сидел Годфри. Неподвижно и словно не живой. Парфен совсем не чувствовал его ментального присутствия. Это было странно, обычно, когда учитель медитировал Порфирий очень легко вступал с ним в ментальный контакт. Но теперь он видел, что учитель явно медитирует, но не чувствовал этого. Начать самостоятельную медитацию у него не получалось, словно его сознание было заблокировано, попробовав еще несколько раз он поддался чарам сна и пустился, совершенно неожиданно, в другое путешествие по перипетиям чрезвычайно красочных сновидений.

Утро выдалось ясным и теплым. Годфри встал первым, но дал Ученикам выспаться, предполагая тяжёлый день. Ночью в своих размышлениях он собирался, даже, посвятить Васку и Парфёна в войны прежде чем они достигнут пустоши. Но потом передумал, решив не идти против правел в угоду собственной сентиментальности.

В свете утреннего солнца перспективы будущего не выглядели такими зловещими, как ночью. Роса блестела на траве, птицы пели на ветвях деревьев, а вдали виднелись крыши редко стоящих ферм. Пустошь с высокого крыльца таверны видна не была. «И слава богам!» – Подумал Годфри. – «Только этого мерзкого зрелища не хватает».

Он закатал повыше легкие льняные штаны и рукава рубахи. Медленно, как в воду пошел по высокой траве купая голые конечности в утренней росе, потом наклонился и три раза умыл лицо. Поклонился солнцу. Посмотрел в глубь прекрасного утреннего неба и на душе совсем полегчало. «Делай что должно и будь что будет». – Решил он. Время шло становилось зябко и Годфри направился на кухню побеспокоить хозяйку насчет завтрака и припасов в дорогу.

– Доброе утро моя госпожа! – обратился он к ней, и легкая улыбка коснулась его губ, как внезапный ветерок иногда шуршит листвой одинокого дерева словно запутался в нем или балуется проказник. Так и эта улыбка появилась на суровом лице Годфри, словно дуновение игривого ветерка, который лишь на макушке дерева тронул листву и не касаясь всей кроны улетел дальше. Она смущенная его обращением слегка поклонилась, как-то всем телом вроде в реверансе, а вроде и нет, губы ее бесшумно одним движением произнесли ведомое только ей приветствие. Потом она слегка потупившись спросила:

– Чем я могу помочь Вам помочь?

Она хотела добавить мой господин, но не решилась, слишком это было необычно, старомодно и напоминало древнюю балладу.

– Если Вас не затруднит собрать нам что ни будь к завтраку и в дорогу, я и мои ученики будем весьма