Небо сингулярности - Чарлз Стросс

У дверей Зерновой биржи беспокойно шевелилась небольшая толпа. Крестьянки в шалях, рабочие с металлургических заводов с дальнего конца города – простаивающих, поскольку все производство было заменены чудесными, почти органическими робокомплексами, которые все еще достраивали себя, – и даже несколько изможденных бритоголовых зеков из исправительно-трудовых лагерей, расположенных за зáмком, и вся эта толпа бурлила вокруг островка со страхом глядящих на нее солдат.

– Чего тут? – властно спросил Рубинштейн.

– Эти люди, они нам сказали…

– Пусть говорят сами за себя. – Буря показал на ближайшего к воротам. – Вот ты. Ты же не стреляешь в нас, так зачем ты сюда пришел, товарищ?

– Я? – озадаченно спросил солдат.

– А нам надоело, что аристократы нами вертят, вот зачем, – сказал его сосед – тощий как жердь, с болезненно-желтым лицом и в высокой меховой шапке, явно не являющейся частью мундира. – Блядские эти роялисты позапирались в своем замке, дуют шампанское и думают, что мы за них погибать пойдем. А здесь у вас народ вроде веселится, и это типа как конец режима, да? Ну, в смысле, у вас тут что? Настоящая свобода пришла?

– Милости просим, товарищи! – Буря раскрыл объятия навстречу солдату. – Да, это правда! С помощью наших союзников из Фестиваля тирания реакционной хунты будет свергнута навсегда! Рождается новая экономика: прибавочной стоимости больше нет, и отныне все, что однажды было произведено, может само себя повторить! Идите к нам! А еще лучше – подождите чуть-чуть и приведите своих товарищей, солдат и рабочих, в наши ряды!

На крыше Зерновой биржи прозвучал резкий взрыв – как раз на пике этой спонтанной речи. Головы повернулись туда. Что-то сломалось в ложко-вилочной фабрике, и струя разноцветных пластиковых приборов хлынула на мостовую со всех сторон здания предвестием постиндустриального общества. И рабочие, и крестьяне уставились на эту картину, разинув рты, потом бросились собирать рассыпанные в грязи яркие ложко-вилки революции. Прогремели выстрелы, и Буря Рубинштейн, лыбясь до ушей, воздел руки, принимая салют солдат гарнизона Лысого Черепа.

* * *

«Вечерняя сводка новостей. Ознакомимся с сегодняшними газетными заголовками. Продолжается кризис, вызванный вторжением на Рохард так называемого Фестиваля. Попытки дипломатического посредничества отвергнуты, и, по всей видимости, военные действия становятся неизбежными. Вести с оккупированной территории доходят с трудом, но, насколько нам известно, гарнизон под командованием герцога Политовского продолжают доблестно защищать знамя Империи. Посол Туркии господин Аль-Хак уже высказывал в нашей программе мнение своего правительства, которое согласно, что экспансионистская политика так называемого Фестиваля представляет собой такую угрозу миру Во вселенной, с которой нельзя мириться.

…Как выяснилось, женщина, приковавшая себя наручниками к ограде резиденции Императора, издавна страдает расстройствами психики, характеризуемыми как параноидальная истерия. Она требовала для женщин права голоса и права владеть имуществом. Сегодня руководство Союза матерей опровергло саму возможность какой-либо связи между Союзом и действиями нарушительницы порядка и назвало эти действия неженственными. Задержанной будет предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка.

…Необоснованные слухи, имеющие хождение на Старой Земле, будто Адмиралтейство планирует провести модификацию нашего боевого флота, вызвали срочную продажу акций несколькими межпланетными инвестиционными компаниями, что привело к резкому падению индекса биржи и уходу нескольких страховых компаний с рынка Новой Республики. От президента Имперского банка никаких заявлений пока не было, но официальные представители Торговой палаты собираются выдвинуть обвинения против компаний, спровоцировавших панику. Их обвиняют в нанесении ущерба нашей репутации и участии в незаконном сговоре, имеющем целью создать картель, воспользовавшись как предлогом повышением боеготовности нашей обороны.

…Четверых анархистов, повешенных в тюрьме Круммхопф, перед исполнением приговора посетил…»

Щелк!

– Блин, ненавижу это планету, – шепнул Мартин, погружаясь поглубже в фаянсовую ванну. Это было единственное, что нравилось ему в крошечной двухкомнатной квартирке в доках, в которую его засунули. (Среди того, что не нравилось, была и вероятность кучи подслушивающих устройств.) Он глядел на потолок в двух метрах над собой, стараясь забыть, что сейчас слышал по радио.

Зазвонил телефон.

Мартин, ругаясь, вылез из ванны и запрыгал в гостиную, капая водой на пол.

– Да! – рявкнул он.

– Приятный был день? – спросил женский голос, который Мартин узнал не сразу.

– Хреновый, – ответил он с чувством. И от звуков твоего голоса он ничуть не стал лучше. Идея влезать в какую-то дипломатическую муть его ничуть не привлекала. Но потребность излить душу превозмогла минутное раздражение. – У них в список запрещенных технологий входят черепные интерфейсы. Приходится работать с этими жуткими клавиатурами да перчатками виртуальной реальности, и все, на что я теперь гляжу, переливается лиловыми тессерактами, и пальцы болят.

– Что ж, кажется, по сравнению со мной у вас был просто отдых. Ели уже сегодня что-нибудь?

– Еще нет. – Мартин вдруг понял, что не только скучает, но и проголодался. – А что?

– Вам понравится, – ответила она жизнерадостно. – Я знаю приличный ресторанчик на палубе «В», два уровня и три коридора от шлюза пятой зоны. Могу я угостить вас ужином?

Мартин на секунду задумался. Вообще-то он бы отказался, нашел способ не контачить со шпионкой под дипприкрытием ООН. Но сейчас он был голоден, и не только на еду. Это небрежное приглашение напомнило родину, где люди могут свободно разговаривать. Соблазн нарушить собственное одиночество победил, и Мартин, одевшись, последовал ее указаниям, стараясь не слишком задумываться, зачем.

Квартиры прикомандированных находились вне зоны безопасности базы, но все же был КПП, который пришлось пройти для выхода в гражданские сектора станции. Выйдя из КПП, Мартин оказался в главном коридоре. Он полого уходил влево, следуя внутреннему изгибу станции, и в него выходило множество коридоров и дверей. За угол, на улицу…

– Мартин! – Она взяла его под руку. – Как я рада вас видеть!

Она переоделась в зеленое платье с тугим лифом и надела черные перчатки до локтей. Плечи и руки сверху остались голыми, но вокруг горла была повязана лента, которая показалась Мартину странной. Что-то стало всплывать в памяти из инструктажа на таможне.

– Притворитесь, что рады видеть меня, – прошипела она. – Притворитесь для камеры. Вы меня сегодня пригласили на обед. Да, и на людях называйте меня Людмилой.

– Да, разумеется! – Он выдавил из себя улыбку. – Привет, дорогая! Как я рад тебя видеть! – Он взял ее под руку – В какую сторону? – спросил он вполголоса.