Небо сингулярности - Чарлз Стросс

Вот почему план «Омега» был одним из секретнейших документов в библиотеке флота Новой Республики. В нем рассматривались возможные способы и средства использования нарушения принципа причинности: путешествия во времени в предпочтительной системе координат ради получения стратегического преимущества. Рохард отстоял на добрых сорок световых лет от Новой Австрии. Обычно это означало от пяти до восьми прыжков – довольно серьезный рейс, продолжающийся от трех до четырех недель. Сейчас, во время войны, прямые зоны подхода от Новой Австрии наверняка под охраной. Атакующий флот должен будет прыгать вокруг туманности Голова Царицы – фактически непроходимого облака, где формируются три или четыре протозвездных образования. А чтобы выполнить план «Омега», тонко сбалансировав время своего прибытия с первым сигналом тревоги от Рохарда, чтобы никаких абсолютных нарушений принципа причинности не произошло, но все-таки это прибытие застало противника врасплох – тут понадобится еще больше прыжков, уводящих эскадру в световой конус будущего перед тем, как прыгнуть обратно в прошлое, внутрь пространственного горизонта событий.

Это, как понял Бауэр, была самая широкомасштабная военная операция в истории Новой Республики. И, помоги ему бог, его работа – сделать так, чтобы все получилось.

* * *

Буря Рубинштейн с размаху хлопнул поношенным валенком по грубому бревенчатому столу.

– Тихо! – гаркнул он.

Никто не обратил внимания. Раздосадованный Буря вытащил пистолет, созданный для него выторгованной машиной, и пальнул в потолок. Пистолет только тихо прошелестел, но водопад рухнувшей с потолка штукатурки обеспечил внимание аудитории. Посреди вакханалии кашля и ругательств Буря рявкнул:

– Призываю Комитет к порядку!

– А за каким хреном? – вызывающе спросил какой-то смутьян из задних рядов.

– За таким, что если не заткнешься и не дашь мне сказать, отвечать будешь не мне, а карателям Политовского. Я самое худшее, что могу с тобой сделать – пристрелить. А вот если попадешь в лапы герцогу, тебя работать заставят! – Он рассмеялся вместе со всеми. – На него работать. У нас выдалась беспрецедентная возможность сбросить к черту оковы экономического рабства, привязавшие нас к земле и фабрике, и создать иное, просвещенное общество социальной мобильности, где каждый свободен совершенствовать себя, трудиться на общее благо и учиться работать умнее и жить достойнее. Но, товарищи! Силы реакции бдительны и беспощадны! Даже сейчас флотские шаттлы перевозят солдат на Внешний Хельм, который они хотят захватить, превратив в свою твердыню.

С довольно впечатляющим жужжанием двигателей поднялся Олег Тимошевский.

– А чего там! Мы их раздавим!

Он взмахнул левой рукой, и кулак его принял узнаваемую форму ракетомета. Бросившись в пучину возможностей персонального усовершенствования, он мог теперь дать сто очков вперед прирожденному киборгу, или послужить плакатом Трансгуманистического фронта, или даже Партии космоса и свободы.

– Олег, хватит! – Буря бросил на него сердитый взгляд и снова обратился к публике: – Мы не можем себе позволить победу насилием, – подчеркнул он последнее слово. – Да, соблазнительно, если не смотреть дальше своего носа. А если смотреть вперед, то такая победа лишь дискредитирует нас в глазах масс. А чему учит нас история? Что если не будет на нашей стороне масс, не будет и революции. Мы должны доказать, что силы реакции рассыплются перед нашими миролюбивыми силами инициативы и прогресса без всяких репрессий – а иначе мы лишь чего добьемся? Да того, что нам придется подавлять их, а при этом мы станем такими же. Этого вы хотите?

– Нет!

– Да!

– Нет!

Буря вздрогнул от грохота голосов, прокатившегося по залу. Делегаты становились буйными, переполняясь сознанием собственной судьбоносности и обилием бесплатного пива и пшеничной водки. (Хоть последние два ингредиента были синтетическими, но от настоящих не отличить.)

– Товарищи! – У дверей зала нарисовался светловолосый человек с болезненно-желтоватым лицом. – Прошу внимания! Войска реакционной империалистической хунты движутся на окружение Северного Плац-парада! Свободный рынок в опасности!

– От бля! – буркнул себе под нос Маркус Вольф.

– Пойди посмотри, а? – попросил его Рубинштейн. – Возьми с собой Олега, избавь меня от него хоть на время, а я тут пока буду удерживать форт. И попытайся чем-нибудь занять Ярослава – а то он начнет жонглировать или стрелять в солдат из водяного пистолета. Не могу я ничего делать, пока он под ногами путается.

– Сделаю, шеф. А вы серьезно насчет того… ну, чтобы головы не разбивать?

– Я? – Рубинштейн пожал плечами. – По мне, так лучше без атомных бомбардировок, но не стесняйся пускать в ход все, что нам нужно для победы – только чтобы правота наша была. Если можно, конечно. Сейчас нам драка не с руки, слишком еще рано. Подержись в сторонке с недельку, и гвардия побежит, как крысы с корабля. А сейчас просто постарайся их отвлечь. Мне тут надо выдать коммюнике, которое лакеям правящего класса зальет сала за шкуру.

Вольф встал и пробрался к столу Тимошевского.

– Олег, пошли со мной. Работа есть.

Буря едва это заметил: он сидел, уткнувшись носом в руководство к текстовому процессору, который рог изобилия плюхнул ему на колени. Всю жизнь писавший только от руки или на старой верной пишущей машинке, он воспринимал этот прибор почти как изделие черной магии. Если бы еще сообразить, как заставить эту штуку подсчитывать число слов в абзаце, было бы совсем хорошо; а так, не зная объема, как сообразить, сколько свинца понадобится на заполнение колонки?

Съезд революционеров заседал в бывшей Зерновой бирже уже три дня. На крыше черными металлическими папоротниками выросли причудливые конструкции, превращающие свет солнца и атмосферные загрязнения в электричество и яркие пластиковые предметы. Годунов, которому полагалось заведовать подачей блюд, желчно бурчал насчет нехватки столовых приборов (будто настоящего революционера могут интересовать такие мелочи), пока Миша, который в прямое взаимодействие на уровне мозга ушел еще глубже, чем даже Олег, не покрутил носом и не велел этим штукам на крыше чего-нибудь такое сделать. Потом Миша побежал по каким-то делам, и никто не знал, как остановить эту ложко-вилочную фабрику. К счастью, еда тоже не думала кончаться, как и все другое, впрочем. Кажется, герцог поверил Буриному блефу, что у Демократического совета есть атомная бомба, и пока что драгуны держались подальше от желтого кирпичного сооружения в дальнем конце площади Свободы.

– Буря! Быстрее сюда! Беда у ворот!

Рубинштейн оторвался от черновика прокламации.

– Чего там? – рявкнул он. – Докладывай четко!

Товарищ (Петров, что ли?) едва сумел остановиться возле его стола.

– Солдаты! – произнес он, запыхавшись.

– Ага. – Буря встал. – Уже стреляют? Нет? Тогда я с ними буду разговаривать. – Он потянулся, разминая занемевшие мышцы, поморгал, прогоняя усталость. – Веди меня к ним.