Три мужа и ротвейлер - Наталья Александрова

Но хватит пялиться на чужие пальто', ни к чему хорошему этоне приводит. Настроение было хуже некуда. Во-первых, я не выспалась, потому чтополночи просидела в кабинете, во-вторых — сегодня опять не удастся толкомпоработать над Бельмоном, потому что придется тащиться к следователю Громовой.Я узнала ее по голосу. Это она звонила мне тогда по поводу ВалентинаСергеевича.

Кстати и выясним, нашли ли ту угнанную машину, так, дляразговора. И если выскочить с Горацием ненадолго, то потом я смогу выкроитьчаса два на Бельмона, как раз закончу третью главу. Но и в этот раз моинамерения пошли прахом, потому что когда мы с Горацием подходили к дому, тоувидели знакомую голубую «девятку», и из нее вышел мой второй муж Евгений.

— Редко заходишь! — приветствовала я его, а просебя добавила: «Отлыниваешь от дежурства».

Евгений не уловил сарказма в моем голосе, он вообще ко всемуотносился очень серьезно. Примером тому может служить его имя. «Меня зовутЕвгений», — представился он мне в свое время при первом знакомстве.

И в дальнейшем вежливо, но твердо пресекал мои попыткиназывать его Женей, Женечкой и Жекой.

«Ведь невозможно представить себе, чтобы Евгения Онегиназвали Женькой, — говорил он строго. — Есть имя — Евгений, запомни,это очень важно».

Я запомнила и так прониклась важностью момента, что дажерешила выйти за Евгения замуж. Скорее всего только потому, что он был полнойпротивоположностью Артему — невысокий, худой, безукоризненно вежливый и страшносерьезный. Он очень любил рассуждать о смысле жизни, о месте человека средисебе подобных и так далее. А еще он очень любил выяснять отношения. В течениепервого года нашей совместной жизни он так часто объяснял, что он ко мнечувствует, что мне это надоело. Однако года четыре мы с ним продержались. Послеразвода Евгений больше не женился, он увлекся восточной философией,эзотерической литературой и трудами разных шарлатанов с индийскими фамилиями.

Евгений запер машину, пренебрежительно отмахнулся от Горацияи протянул мне пачку книг.

— Ты обязательно должна это прочесть!

— Господи помилуй! «Дао самосовершенствования — путь ктвоему внутреннему Катманду»! — прочитала я на обложке. — Зачем мнеэто?

— Ты не понимаешь. Это восстановит карму, — твердоответил он. — У тебя очень плохая карма, нарушенная, тебе нужна новая.

— Чем же она так плоха? — Я пожала плечами. —По-моему, еще вполне ничего, можно немного походить. Знаешь ведь, как я нелюблю резко что-то менять. Я к новой карме могу не привыкнуть.

Видя, что он смотрит на меня по-прежнему строго и серьезно,я рискнула продолжить.

— К тому же вдруг новая карма будет узка мне в бедрахили жать под мышками?

— Ты все шутишь, — покорно произнес он, — аведь я говорю совершенно серьезно.

— Я в этом не сомневаюсь, — кивнула я. — Тывсегда говоришь совершенно серьезно.

— Да, и вот еще — тибетский чай.

Я понюхала пакетик — пахло ужасно.

— Этим что — тараканов морят?

— Это пьют, — твердо ответил он, — а кофе ичай выброси.

— Да-да, — вздохнула я, — обязательно.

С Евгением лучше не спорить, а то он никогда не уйдет. Онподнялся со мной наверх, причем не позволил ехать в лифте, а заставил тащитьсяпешком на четвертый этаж.

— Ты бы хоть собаку пожалел, — твердила я,запыхавшись, но Евгений был неумолим.

В квартире Гораций сразу же уполз подальше, а я хотела былопрошмыгнуть в ванную, но не тут-то было.

— Сейчас я помогу тебе снять напряжение! — заявилЕвгений. — Нужно еще карму выправить, но этим мы займемся позже.

Я взглянула на часы — прощай, Бельмон!

— Встань посредине комнаты босиком и поднимируки! — скомандовал Евгений и открыл окно настежь.

Мне было очень стыдно стоять, как дура, босиком, с поднятымируками, но не хотелось ругаться с утра пораньше — А теперь скажи на выдохе"О"!

— О-о! — простонала я.

— Ну что, прошло напряжение?

Напряжение, может, и прошло, но во мне разрасталась жуткаязлость. Что же это такое?

Когда они все оставят меня в покое? Нет, так жить нельзя,нужно срочно принимать меры.

— А теперь мы выпьем тибетского чаю, — гнул своюлинию Евгений.

— Только если потом ты отвезешь меня куда скажу!

— Ладно, — он согласился.

Жидкость была бурого цвета и пахла клопами.

— Ты уверен, что у меня не будет расстройстважелудка? — опасливо спросила я. — Видишь ли, мне сегодня нужно втакое место… Будет очень неудобно.

— Ты должна выпить! — не отставал он.

Пообещав себе в ближайшее время разобраться со всеми мужьямиоптом, я выпила.

Евгений, кажется, сам удивился, как это ему удалось менязаставить, и пока великодушно решил не трогать мою карму.

К следователю Громовой я приехала раньше назначенного срокаи полчаса томилась в коридоре.

Кабинет был хорошо проветрен и достаточно просторен. Мебельхоть и старая советская, но не обшарпанная. Дама-следователь выглядела оченьпредставительно, в строгом сером костюме. Приглядевшись, я с некоторымудивлением обнаружила, что костюм достаточно дорогой и неплохо сидит.

— Меня зовут Громова Анна Николаевна, — сказалаона и сняла очки в красивой оправе.

Обычно очки человека делают старше и солиднее, но тутнаоборот. Очки скрывали морщины и выражение маленьких глаз. А выражение этобыло, прямо скажем, не очень приветливое. Но, возможно, это у нее такая манера.

Громова задала мне дежурные вопросы, для протокола, а потомя сама честно рассказала ей про Луизу, зачем она ко мне ходила и почемуоказалась в нашем районе довольно поздно.

— Да, вот именно, — оживилась следователь, —почему она пришла так поздно?

Обычно пожилые люди стараются не выходить из дома в темноте.Времени у них много, стараются все дела сделать днем.

— Вы хотите сказать, что Луиза… Семеновна не работала?

— Она была на пенсии, но, согласно показаниям соседкипо коммунальной квартире, дежурила на телефоне в Речном экипаже, через два дняна третий по двенадцать часов.

Я помолчала. Обычная работа для нестарой пенсионерки —дежурство на телефоне.

Но это дежурство как-то не укладывалось в моей голове снаписанием монографии.

— И кстати, — продолжала Громова, — вкоммунальной квартире, знаете ли, телефон стоит в коридоре, и соседипрослушивают разговоры друг друга. Так вот, соседка Плойкиной утверждает, чтодвадцать четвертого сентября утром, в тот день, когда ее убили, Луиза Семеновнаразговаривала с вами по телефону.