Избранная и беглец - Оливия Штерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рато! Рато! — Тихий хрип вместо крика. — Я же… твоя… как ты можешь?
Ее услышали. Настоятель поджал губы и положил искореженные болезнью пальцы на плечо барона, как будто хотел предостеречь от необдуманного поступка. Но Рато совершенно спокойно сказал:
— В тебе скверна, Айрис. Ты сама виновата. Не надо было убегать в лес.
И, уже обращаясь к настоятелю, продолжил:
— Заканчивайте с этим быстрее. Мне все это неприятно. Ну надо же, баронесса избрана Проклятием, позор-то какой.
Старик молча кивнул и, подхватив Рато под локоть, потянул к выходу. Торопливо, как будто барон мог передумать и вступиться за жену.
И тут Айрис с чрезвычайной ясностью поняла, что теперь уже точно все. От нее отказались все — мать, муж. Ее ждала быстрая смерть в ледяных водах озера. А в этом мире у нее оставался ребенок, годовалый карапуз. Теплый, светлый, не успевший набраться той мерзости, что творится вокруг.
— Рато, — позвала она.
Не ожидала, что он обернется. Но барон все ж таки остановился, выжидающе изогнул смоляную бровь. Его считали красавцем — ну как же, черноволосый, роскошный мужчина. И глаза выразительные, синие.
«Чудовище, какое же ты чудовище. Уродец».
— Рато, — повторила она четко, и голос зазвенел, — если ты посмеешь причинить боль моему сыну, я достану тебя из-за черты. Помни об этом. А еще… я проклинаю тебя, муж мой. Чтоб ты умер от дурной болезни, в нищете и одиночестве.
— Заткните ей рот, — жалобно проблеял Рато и быстро попятился к выходу, даже споткнулся неловко. Его одутловатое лицо перекосило выражением брезгливого страха, как будто он не здоровый мужчина вовсе, а нежная девица, увидевшая у себя на подушке крысу.
В душе Айрис плеснулось торжество. Да он испугался! Ее муж-здоровяк, который гнул руками подковы, испугался беззащитной и обреченной на смерть женщины!
Она рассмеялась. Заходясь в припадке, захлебываясь слезами.
Потом ей все-таки заткнули рот, храмовники затолкали туда вонючую тряпку. А муженек сбежал, оглядываясь, как будто проклятие уже шло за ним, наступая на пятки.
…Айрис смеялась. Выплюнула кляп все-таки.
Она не прекращала смеяться, когда ее отвязали от столба, но только для того, чтобы связать по рукам и ногам. Смеялась в лица растерянным храмовникам, когда ее тащили волоком к берегу озера, а вокруг собиралась толпа зевак. Откуда-то выскочила растрепанная женщина, красная как рак, поднырнула под руку храмовнику и вцепилась в плечи Айрис. Та с удивлением узнала мать.
— Это не я! Не я! — выкрикнула мать ей в лицо. — Не я-а-а-а!
Потом ее легко отшвырнули назад, в толпу, и она пропала, утонула в бурлящем людском потоке.
Айрис даже не поняла, как оказалась на обрыве над спокойной поверхностью озера. Она только и успела, что оглядеться. Ее окружала красота божественная, и солнце клонилось к горизонту, окрашивая легкие перистые облака во все оттенки розового.
«Мика», — подумала она в тот момент, когда на голову тяжело опустился мешок.
Сразу стало жарко и душно. От страха мутилось сознание, Айрис неосознанно задергалась в попытке освободиться.
— Пустите! Пустите-э-э!!!
Что-то стянуло лодыжки. А еще через мгновение ее сильно толкнули в спину.
Ветер. Ощущение полета. Последнее, самое страшное мгновение. Удар о ледяную толщу воды. Темнота и холод, от которого стынет тело. Вода в носу, в горле. Сильный, резкий рывок куда-то в сторону. Все схлопнулось, мгновенно превращаясь в ничто.
Эрфест Оллину понравился. Тихая планета, вдали от оживленных трасс и за пределами Федерации, раскинувшей свою сеть на несколько туманностей. Люди, судя по всему, являлись совершенно деградировавшими остатками давних переселенцев, поскольку, если бы они эволюционировали с самого начала, то, наверное, не было бы этих как будто искусственно созданных ареалов обитания с различными и оторванными друг от друга цивилизациями.
Первые дни Оллин все не мог надышаться свободой. Даже воздух здесь казался сладким, его хотелось пить, хотелось отрастить крылья и взлететь, пронестись стремительной тенью над острыми верхушками елей, над черепичными крышами города, над серыми башнями старого замка… Летать Оллин не мог, крыльев не было. Но никто не запрещал ему оборачиваться, выпуская на волю аватара, и бегать по лесу. Пару раз он приближался к человеческому жилью и, притаившись, наблюдал за бытом живущих здесь примитивов. Порывался выйти к ним, но каждый раз почему-то себя одергивал. Мало ли, как здешние отнесутся к чужаку. А ему пока что лишние неприятности совсем не нужны. Наоборот, нужно отсидеться спокойно, а потом убраться с этой планеты, чтобы отправиться… куда? Этого Оллин пока не придумал.
Но времени было довольно и на размышления, и на то, чтобы те неведомые люди, что держали его взаперти столько лет, отчаялись разыскивать беглеца. Опцию авторегистрации на корабле он отключил, так что теперь украденный корабль стал невидимым для всех.
Пищи хватало, Оллин не стеснялся охотиться по ночам. Зубы аватара прекрасно разгрызали кости молодых косуль и кабанчиков, а желудок легко переваривал сырое мясо.
Однажды ночью он набрел на поселение гуманоидов, которые были гостями Эрфеста. Оллин долго прятался в кустах, высматривая, взвешивая увиденное. Эти гуманоиды были, судя по внешнему виду, уроженцами Крисса, планеты, расположенной в противоположном рукаве галактики. Какого ларха им было нужно на Эрфесте, Оллин не знал, да и не стремился узнать. Ну, поселились тут, никому не мешают — ему-то что с того?
А другой ночью Оллин встретил ЕЕ.
Маленькую, перепуганную до смерти человечку. Она бежала сквозь лес в тонкой рубашке, едва прикрывавшей коленки. Она и не заметила, как попросту прошла мимо него, вытянувшегося под колкими лапами ели. Лунный свет запутался в ее светлых длинных волосах, рассыпавшихся по плечам, отразился бликами в огромных, на пол-лица, глазах… Прошла — а Оллина словно на поводке потянуло следом. Человечка оставила за собой странный нежный запах незнакомых Оллину цветов. И он потрусил за ней, сам еще не понимая зачем. Но вдыхать отголоски ее аромата было настолько приятно, что даже голова чуть-чуть кружилась, а под ребрами все налилось сладким предвкушением чего-то нового, непонятного, но от этого еще более заманчивого и притягательного.
Пока Оллин неспешно рысил за женщиной — а в том, что это женщина, сомнений не возникало, она была взрослой человеческой самкой, — он все пытался понять, зачем идет следом. И не мог. Ему просто нравилось, безумно нравилось ловить слабый аромат ее тела. Он был готов плыть по нему, а потом прильнуть к ней, прижать к себе, провести руками по спине, сминая ткань рубашки.
Оллин даже хмыкнул.
Это было нечто новенькое в его копилке ощущений. И ничего подобного в своей тюрьме он точно не испытывал. Ассистент как-то предложил ему привезти андроида для удовлетворения вполне естественных потребностей организма, но Оллин с руганью отказался. Еще пластиковой куклы ему не хватало для того, чтобы ощутить себя полностью униженным и растоптанным.