Рокировка с прошлым - Александр Лобанов

В глазах потемнело от напряжения. Моя копия упала наземь, сраженная. Я прикусил губу – физическая боль отрезвила разум. Что ж, теперь попробуем пробраться в ангар. Но только нацелился, как в воротах ангара появился человек, горлопаня:

– Задание выполнено! Уходим! Срочно уходим! У нас меньше минуты!

Тут я растерялся. Следовало признать, переоценил себя, когда ринулся в бой. Потому отступление врага было мне на руку. Но если бандиты убегают, значит, они сделали запланированное! Отпускать их – признать поражение. Ну уж нет! Делать работу, так до конца! Необходимо взять пленного и выяснить подробности происходящего.

Толпа ломанулась к соседнему ангару, где находилась самодельная коновязь. Я рванул следом. На ходу вытащил кинжал. Бандиты по двое, по трое запрыгивали на пегасов и взмывали в воздух. Не составило труда оказаться рядом с кричавшим, благо он бежал последним. Коротко саданул рукояткой по затылку. Тот свалился на землю.

Маскировка все же слетела. На земле – три пегаса… Два взлетели, не обратив внимания на произошедшее. Зато в тени последнего я успел приметить фигуру, вскидывающую винтовку. Выстрелить мразь не успела – пришлось уворачиваться от брошенного кинжала. Заминки хватило, чтобы сократить дистанцию для рукопашной.

Никогда не любил ближний бой. Всегда считал глупостью и блажью: если не справились пули и способности, то надо отступать, а не махать конечностями. Однако в Университете волей-неволей приходилось осваивать хотя бы одно боевое искусство. Удалось изучить сават – боевое искусство Предтечи, по слухам, имя которому «Франция», где упор делался на бой ногами – рукам найдутся дела поинтереснее. Теперь должен признать ошибку: руко- и ногопашный бой – порой весьма полезное умение.

Серию ударов в голову противник заблокировал. Попытался контратаковать штыком винтовки. Лезвие вскользь задело скулу, попробовав крови. Больно! Я использовал инерцию выпада и рванул винтовку на себя. Враг покачнулся и пропустил удар ногой в живот. С протяжным выдохом осел, а я коленом ударил в лицо, окончательно выводя из строя.

Вырвал винтовку и вскинул, оборачиваясь. Следовало уничтожить возможную подмогу… Ничего. Совершенно! Даже с воздуха не стреляют, лишь драпают. Всегда знал, что бандиты – та еще падаль, бросят своих не задумываясь!

Взрыв! Меня повалило и протащило пару метров. Когда же удалось отплеваться от лишнего, в том числе пары обломанных зубов, и подняться, то я просто застыл. Ангара больше не было… крыша раскрылась, превратившись в искореженные лепестки, отливающие червлением. В центре пылал цеппелин. Огромный раскаленный докрасна… хотя нет, добела шар. Даже на приличном расстоянии жар был едва терпим, а глаза слезились. Внутри же до сих пор что-то взрывалось, обрушивались куски корпуса, и в воздух поднимались снопы радужных искр, смешиваясь с холодным блеском звезд и Глаз ночи.

«Есть своя красота в хаосе…» – так сказал бы Рейм… мой товарищ! Тот, кого я не уберег! Чей план провалил! Возможно, чью репутацию сейчас уничтожил…

Действовал я словно машина. Вернулся к бандитам. Осмотрел. Связал. Начал бить. Мысок ботинка раз за разом врезался в живот и бока ублюдка, который посмел напасть на меня. Очередной удар, и что-то хлюпнуло.

Я вновь замахнулся, и тут человекоподобная падаль то ли просипела, то ли прохрипела:

– Начальник, ты чего? Прошу, прекрати… Ты ведь пространственник – законник! Вам же Уставом запрещено избивать задержанных! А я не сопротивляюсь, я сдаюсь! Блюстители порядка хорошие…

Я присмотрелся к куску мяса у ног. В зареве пожара контрастно вырисовывалось лицо, покрытое зелено-серой чешуей и желтоватыми костяными наростами на скулах и подбородке. Чешуйник. Судя по всему, бывалый сиделец… Что же, будет ему Устав.

– Хорошие. Хорошие… Именно поэтому разговариваю с тобой, морда чешуйчатая. Спрашиваю вежливо, без всякого давления и принуждения: кто заказал взорвать цеппелин и где он сейчас?

Удар окованным сталью каблуком, что-то хрустнуло.

– Хрен я чего скажу! И что? Что ты сделаешь, а? Бить будешь? Так болью меня не пронять! А убить не посмеешь! Так что пошел в… – Тирада сопровождалась плевками и попытками показать неприличные знаки.

– Будь добр, помолчи!

Удар ногой ниже пояса. Паскуда аж зарычала от ярости и боли.

– Времени у меня немного, но, как ты напомнил, – я хороший, поэтому даю последний шанс. А пока думаешь, посмотри направо, на своего товарища.

– Чё ты несешь…

Щелчок пальцами. Второй бандит, лежавший в нескольких метрах, заорал во всю глотку. Одновременно он судорожно дергался, извивался, бился оземь… Неспешно, фаланга за фалангой пальцы на руках болезного стали превращаться в рисунки самих себя.

– Пространственная гангрена – ужасная болезнь, что ни говори. Первая стадия – двухмерность. Говорят, когда тело теряет размерность, ощущения в высшей степени оригинальные – нервы остались и работают, но не совсем корректно: чувствительность повышается в разы, любое прикосновение, словно поцелуй вселенной, – боль и экстаз сливаются, выжигая саму сердцевину личности…

Не прошло минуты, как изменения дошли до ладоней. Преодолели запястья. Проявились на ногах. Сантиметр за сантиметром охлопывалась плоть. Крик перешел практически в ультразвук, аж зубы заболели.

Двумерные пластинки начали закручиваться на манер пропеллера. С каждой секундой угол закручивания становился все больше. Наконец пальцы превратились в едва различимые нити. Крик перешел в хрип, бандит забулькал, задыхаясь.

– Вторая стадия – одномерность. Затем третья – нульмерное схлопывание, а это не лечится. Представь: прибудут пространственники, станут рыскать, искать всякое и найдут его – человека без рук, без ног, без языка, возможно, без глаз, носа, ушей… обрубок, а не человека найдут. Вот они удивятся!

Правая рука, до плеча уже ставшая двумерной, не выдержав судорог, треснула и отвалилась, словно тонкое стекло, оставив на двумерном обрубке сеть трещин. Бандит последний раз вздрогнул и затих – похоже, то, что раньше жило внутри, сломалось. Лишь из глаз текли слезы… из оставшегося глаза.

– А ежели болезнь до жизненно важных органов доберется – труп! Помочь же так просто. Всего-то изменить мерность искалеченной конечности на противоположную… Надо помочь человеку! Вылечить. Как-никак я хороший, и это моя работа…

Еще один щелчок пальцами. Двумерные части стали четырехмерными, а одномерные – пятимерными – расплывчатой, почти неосязаемой дымкой. Затем измененные части исчезли. Образовавшийся вакуум на месте ног и рук, по примеру нульмерных бомб, с хлопком всосал воздух. Тело, оказавшееся в эпицентре, разорвало на части. Кровь оросила окрестности. Даже до меня долетели брызги, окропив лицо. Кости, органы, мясо и прочая требуха скрутились в четыре неаппетитных шарика.

– Прошу прощения, давно не тренировался. А ты, случаем, не заразился? Даже ваша живучая сверх всяких приличий порода не может регенерировать последствия этой болезни. Не чувствуешь онемения в руках или ногах – это первый симптом. Язык слушается? Самое паршивое, когда начинается с мужского достоинства… оно быстро становится недостатком.