Вампиры: Опасные связи - Танит Ли

Огромная любовь и влажный поцелуй взасос,

Минерва

Во Французском квартале Мона прислонила велосипед к увитой плющом кирпичной стене и расположилась за столиком уличного кафе. Отпив глоток горячего черного кофе, она взглянула на письмо и нахмурилась. Прошло уже почти десять лет с тех пор, как она в Джи-Эф-Кей[44]поцеловала на прощание Минерву. Их никогда не связывала любовь, они были просто близкими подругами и временами заигрывались до секса. В ту ночь, когда Мона бежала от кошмара совместной жизни с Викториной, она без приглашения завалилась к Минерве, и та не ложилась до утра, слушала старые, заезженные альбомы «Кисс» и горестное нескончаемое нытье подруги. Через три дня Минерва отвезла ее в аэропорт с одним-единственным чемоданом и взятыми в долг пятью сотнями долларов. Выбор на Нью-Орлеан пал случайно. Звучит экзотично и романтично. Мона оставила позади старую жизнь, впереди ее ждали будоражащий душу блюз, кофе с цикорием и юные черноглазые креолы. Она рассталась с прошлым, но самое главное — она рассталась с Дивой Демоной.

Дива Демона — ее давным-давно позабытое альтер эго. Видение из разодранных кружев и рваного бархата. Из кожи, серебра и мертвенно-бледной плоти, из грима кабуки, из клыков и длинных черных ногтей. Ее волосы — как черные вперемешку с пурпурными шипы дикобраза. Ее сценический образ — кровь и власть, исполосованная бритвой похоть. Иногда она надевала костюм из латекса, гладкий и блестящий, как влажный футуристический сон, и превращалась в сексуального инсектоида. Иногда — наряды из шелка, изорванные в лохмотья пеньюары, жуткие корсеты, и появлялась на сцене, словно призрак из канувших в Лету веков. Мужчины платили за то, чтобы увидеть ее, услышать, как она поет, за то, чтобы почувствовать ожог от удара ее хлыста и беспощадное жало ее жестокого языка. Она была богиней и знала об этом, молодая, надменная и порочная. Она была горящей конструкцией с периодом полураспада плутония, слишком недолговечной, чтобы прожить дольше двадцати одного года. Поэтому, когда Моне пошел двадцать второй, она рассталась с Дивой Демоной. Рамки этого варианта Моны стали слишком жесткими, и она обнаружила, что больше не в состоянии поддерживать заданный уровень жуткого и театрального бунта и при этом не раствориться в роли. Ее жизнь уменьшилась до размеров эстрадного номера, ей требовалось что-то новое, что-то совершенно неожиданное, что заставило бы ее снова почувствовать себя живой.

Поэтому идея воскрешения той старой личности была странной и даже немного неприятной, словно ей предложили улечься в свою старую колыбель. Но, несмотря на то что последние десять лет Мона посвятила писательству, она не потеряла голос, и у нее не было причин, по которым она отказалась бы приехать домой, повидаться со старыми друзьями и попеть старые песни. Дива Демона умерла и давно погребена, а довольно успешная писательница Мона Мерино жива-здорова и готова к авантюрам. Небольшой отпуск мог бы пойти ей на пользу, он вымыл бы из ее жизни последние следы Даниэля. Как и ни к чему не обязывающей секс с красивой и сильной женщиной, с такой, как Минерва, простой и приятный. Она вспомнила длинное худое тело подруги, то, как падали обесцвеченные дреды на ее обведенные черной тушью глаза. Вспомнила долгие разговоры на всю ночь, дешевое красное вино, «жемчужные» ванны, леденцы и ворованные сигареты. Ей стало любопытно: изменилась ли ее подруга настолько же, насколько она сама, пользуется ли она по-прежнему этим дымным чефрасовым парфюмом. Мона допила кофе и решила, что поедет.

6/13/90

Викторина, моя самая совершенная рабыня!

Я в заточении ожидаю еще одного усмиренного яппи с фетишем в подгузниках. Почему я должна терпеть этих клоунов с их отчаянно маленькими членами и прозаичным мазохизмом? Да, мы все должны платить по счетам, и я скорее соглашусь быть повелительницей-мамочкой для моих убогих клиентов, чем рабыней-секретаршей для каких-то калек-женофобов из так называемого «реального мира».

Но ты, моя любовь…

Твоя восхитительная покорность — единственное, что заставляет меня жить дальше в такие дни, как этот. Мне страшно не хватает тебя, не хватает бледного соблазнительного изгиба твоих ягодиц, вздымающихся под ударами моего хлыста. Не хватает доверия, которое излучают твои ясные глаза, когда я ввожу в тебя последний палец и сжимаю ладонь в кулак. Я считаю бесконечные часы до того мгновения, когда я снова познаю тебя и почувствую на языке острый привкус твоей крови.

Твоя в Непреходящем Мраке, Дива Демона

Викторина прижала к губам пожелтевшее письмо, ощупала пальцами белые шрамы, которые крест-накрест пересекали ее обнаженную грудь. Закрыв глаза, она все еще могла представить укус лезвия ее госпожи, жар ее рта на своей воспаленной груди. Открыв глаза, она могла увидеть вокруг себя тысячи репликантов своей госпожи. Все стены в комнате были завешаны контрастными черно-белыми фотографиями Дивы Демоны, эти фото были ее жизнью, ее искусством. Дива Демона на сцене — пот, как бриллианты на ее гладких волосах, черные губы обнажают акриловые клыки. Дива Демона затянута в кожу, на ногах высокие шпильки, агрессивная и властная, она готова к действию. Дива Демона голая, надменная и разгоряченная, черные густые волосы блестят между бледных ног. Викторина все еще работала, снимала подающие надежды группы в плохо освещенных клубах, но ее лучшими работами были портреты ее госножи.

Рядом с Викториной на кровати, которую она столько лет назад (вчера) делила с богиней, была разложена композиция из фетишей — любовных писем и памятных вещей. Ключи от номеров в отелях, обрывки кружев. Салфетка из бара с отпечатком черной помады и хрупкие засохшие розы. Серебряные кольца, кольца из оникса, четки из филигранных бусин. Зажимы для сосков и лезвия. При тусклом освещении аккуратно разложенные предметы можно было принять за длинную человеческую фигуру с поднятым будто бы в танце коленом. На подушке, где должна была бы лежать голова фигуры, Викторина соорудила неровный овал из пропитанного духами госпожи черного бархата. Пьянящий парфюм назывался «Дыхание ночи», Викторина освежала бархат каждый день. Этот неистребимый запах служил связующей нитью с иллюзией, он придавал ей форму. Когда Викторина оказывалась в обонятельных сетях, письма и мечты облекались в плоть, ее госпожа становилась реальной, ее жалящий поцелуй, агония от ее прикосновения были такими же достоверными, как в первый раз. И тогда Викторине казалось, что не было никакого предательства и она никогда не оставалась одна.

Викторина сделала глубокий жадный вдох и позволила этому аромату переместить себя в иную реальность. Стальные кольца госпожи проникли сквозь нежную плоть бледных сосков, она почувствовала их возбуждающий холод. Дива Демона снова придет этим вечером. Викторина чувствовала это.

Мона цеплялась за немытую раковину в туалете кафе в Ист-Вилладже, ее охватила паника, пот выступил под мышками и струйкой пробежал от шеи по бокам. Она смотрела на свое отражение с расширенными глазами в потрескавшемся зеркале. До этой минуты она всегда считала, что ранняя седина в ее темных вьющихся волосах — это высший класс, намек на ее итальянские корни. Теперь она судорожно пыталась понять, не следовало ли ей воспользоваться какой-нибудь крем-краской. Минерва решит, что она превратилась в старую пердунью. Она и чувствовала себя старой пердуньей в этих простых черных джинсах и мотоциклетных ботинках. Но, втиснув свое новое «я» в старый потертый бархат и кожу, она выглядела бы как инфантильная дура.